1.

Импресарио, мистер Уэрс, огорченно вздохнул. Дурак Тодд продал дело подлейшим образом. Вместо того, чтобы кончить Билля на втором круге, он дал ему держаться целых десять кругов и вышло черт знает что.

Билль, которого считали за ничто, кончил сам Тодда отличным кроше. Как это случилось, — никто толком не понял. Случай остался случаем; Билль остался бесклассным Биллем; но Тодд, эта проклятая лошадь, брякнулся на пол и не встал после десяти.

Заработай вот с такой лошадью.

Мистер Уэрс напрасно поверил в этого Тодда. Это был, в сущности, конченый боец еще после нокаута Билли.

Стоит ли после этого устраивать матч, когда вместо верного выигрыша получаешь одно огорчение, и платишь по чекам направо и налево.

Мистер Уэрс меланхолично забарабанил пальцами по столу; почти в одно и то же время постучали в дверь — и вошел Тодд.

Боксер остановился у двери и долго вертел в руках свою шляпу.

Человек человеку зверь. Точно таким зверем посмотрел и мистер Уэрс на пришедшего боксера.

— Ах, это только вы, Тодд, — поморщился он.

— Прошу прощения, мистер Уэрс. Я проиграл вчера бой. Но я даю вам возможность отыграться...

— Благодарю вас, Тодд. Это очень порядочно. Но что вы имеете мне предложить?

— Видите ли, мистер Уэрс, у меня есть племянник...

— Мм... У меня их два, — едко сказал импресарио. — Я думал, что вы предложите мне что-нибудь лучшее: десять тысяч долларов, потерянных из-за вас, стоят всех ваших племянников и вас.

— У меня есть племянник, — упрямо повторил Тодд. — Парень нуждается в хорошем бою, и...

— Ну, Тодд, благодарю вас. Если он также хорош, как вы, то…

— Это настоящая заведенная машина, мистер Уэрс. Вы не раскаетесь в парне.

— Сколько ему лет?

— Двадцать три. Это моя надежда в жизни, — гордо сказал Тодд.

Мистер Уэрс немного подумал и сказал:

— Давайте сюда вашу машину, Тодд.

Боксер приоткрыл дверь, сделал знак рукой и в комнату вошел высокий рябой джентльмен, одетый если и не богато, то опрятно и чисто.

— Вот мой племянник, — сказал Тодд.

— Джон Дик, —сказал вошедший и, не обронив дальше ни слова, стал раздеваться.

Мистер Уэрс внимательно посмотрел на «надежду» Тодда и сомнительно покачал головой: молодой боксер, обнаженный до пояса, был скорее безнадежен.

Прилипшая к костям кожа позволяла перечесть без труда все кости и ребра парня, а вырвавшиеся уродливые ключицы вопили к ближним о милосердии и сострадании.

— Но вы его год не кормили! — воскликнул импресарио.

— Парень в редкой форме и зверски тренирован, — спокойно ответил Тодд.

Мистер Уэрс обошел кругом редкостную группу костей и разочаровано сел. Правда поговорив немного с боксером, он убедился, что молодой джентльмен свободно писал и читал, и без всякой посторонней помощи отвечал на любой вопрос. Но стоило только импресарио вновь посмотреть на эту страшную группу широких костей, свирепо окрысившихся на него, как мистер Уэрс не выдержал и рассмеялся откровенным образом.

— Вы хотите, Тодд, чтобы я играл на этого молодца? Хо-хо! Пусть меня лучше повесят на этом самом месте, но я разорять себя не собираюсь. Его хватит на один-два пустяшных удара любому второклассному бойцу.

Тодд развел руками.

— Как угодно. Ставьте против Джона любого бойца — я ручаюсь за Дика!

— Это забавно. Уж не метите ли вы его в чемпионы?

Мистер Уэрс неудержимо рассмеялся вновь.

— Но кто же станет с ним драться?

— Давайте кого угодно. Сэр Парвиль берется ответить за Джона чем угодно.

— Идет! — весело воскликнул мистер Уэрс. — Вам бы с этого надо было и начать:

Наконец-то вы даете мне заработать, Тодд.

2.

После ухода Тодда и Дика мистер Уэрс сидел еще с полчаса дураком, решая кого же взять на дело.

Стоит только найти приличного бойца, и верный заработок в кармане.

Мистер Уэрс порылся в своей записной книжке и, наконец, сорвался с места.

Мистер Уэрс отправился к чемпиону Англии Тому.

Чемпион Англии был занят тем, что сидел перед зеркалом и тщательно смазывал цинковой мазью страшно деформированный нос. Тренер Тома, мистер Смуэльс, вспотев от напряжения, только-что кончил растирать вывихнутую ногу боксера и бинтовал ее в лубки.

— Я как будто опоздал, —сказал мистер Уэрс, входя и сообразив сразу по обстановке, что славный чемпион только-что вышел из переделки.

— Семнадцать кругов на прошлой неделе, — лаконически сказал боксер и наскоро положил заплату на изуродованное ухо.

— Эта история несколько задержит вас, Том?

— Думаю с месяц покашлять. «Прямой» Варта в сердце открывает ночью свирепый кашель. В остальном нового, конечно, нет ничего. Но, прошу прощенья, с месяц все ж отлежаться придется.

— Ну, а Варта?

— Прошу прощенья, но у того дела печальней моего во много раз... Ремонту бедняге хватит на полгода. Не меньше!

Мистер Уэрс пожелал Тому скорого выздоровления и раздосадованный приехал к Онэй.

Маститый чемпион второй час лежал широким пластом на диване и упражнял свою память тем, что силился вспомнить год, в каком он потерял свой первый зуб. Это так заняло чемпиона, что он почти не замети», как вошел мистер Уэрс.

— Здравствуйте, мистер Онэй.

— Мое почтение, мистер Уэрс. Прошу, садитесь.

— Есть бой с Диком!

Чемпион покачал головой.

— Вы опоздали: завтра я еду в Сан-Франциско на бой с Синусом. Очень сожалею, что не могу исполнить ваше приятное предложение.

Мистер Уэрс зло плюнул и выбежал из комнаты, Голос мистера Онэя остановил его.

— Мистер Уэрс!

Импресарио, довольный, вернулся: эта ленивая корова Онэй раздумала ехать в Сан-Франциско.

— Вы раздумали ехать, Онэй?

— Нет! Я дал слово!

— Так что же вы скажете еще?

— Я ошибся, мистер Уэрс. Первый зуб я потерял с Симоном. С Маргусом, — это было уже позже! —воскликнул довольный боксер и хлопнул себя по лбу ладонью. — Ну как это я мог ошибиться. Это был великолепный цвингер Симона.

Мистер Уэрс пристально в упор посмотрел на боксера.

— Быть-может, вы припомните год, Онэй, когда вы соображали быстрее?

— Нет, — простодушно ответил боксер, а мистер Уэрс с проклятием сбежал уже вниз и был на улице.

Полчаса езды, — и импресарио говорил с угрюмым и молчаливым Норди.

Мистер Уэрс попал к боксеру в скверную минуту: на плечи Норди неожиданно свалилось огромное наследство.

Отвыкший думать подолгу над чем-нибудь чемпион был явно удручен и огорчен неожиданной тяжестью наследства, обрушившегося на него вдруг, ни с того, ни с сего.

Хлопоты и размещение денег отнимали массу времени, а главное, заставляли думать...

Норди невыносимо страдал, не зная, что предпринять с деньгами.

В одну из таких тяжелых и безотрадных минут мистер Уэрс и приступил с своего обычного сухого и короткого:

— Есть бой, Норди.

— У меня несчастье, мистер Уэрс. Я получил наследство.

Мистер Уэрс подозрительно взглянул на боксера: бедный малый рехнулся.

— Если вы получили наследство, это хорошо.

— Прошу прощенья, но что я с ним буду делать. Этих денег слишком много для одного.

— Тогда... тогда отдайте их своим родственникам. Пусть они проживут их за вас.

Норди просветлел и благодарно пожал руку импресарио.

— Благодарю вас. Вы умный человек, мистер Уэрс. Теперь. я знаю, что мне делать.

Мистер Уэре послал в душе боксера к черту и ушел. День выпал заклятый. Свет клином сошелся. Целый. день, проведенный в поисках бойца, прошел бесплодно.

Куда только мистер Уэрс ни заходил, всюду его преследовали одни неудачи. Одни боксеры были в отъезде, другие — не в тренинге, третьи—или больны, или просто мертвецки пьяны.

Даже такой боксер, как Гарри, который охотно брался за самые скверные и кляузные бои, и тот отказался, и сказал свое редкостное «нет», поразившее мистера Уэрса.

— Но почему? —спросил импресарио.

— Потому что я видел прошлой ночью скверный сон: я съел так много мяса, что наверное буду бит в этом бою.

Мистер Уэрс выразительно постучал по лбу Гарри, но не убедил этим боксера нисколько, и вышел усталый и злой на улицу.

Одно горе всегда встречает другое.

Отставной боксер Симон, уже второй месяц, сидевший без всякого дела, вышел на улицу и, заложив руки в карман, бесцельно бродил по улице, глядя во все стороны.

Старый волк угрюмо озирался по сторонам и настоятельно искал какого-нибудь дела.

На углу Симон и мастер Уэрс столкнулись лицом к лицу.

— Ба! Симон! Ты что тут делаешь?

— Я ищу дела.

— Здесь на улице?

— Да, вообще...

— Хорошо. Я помогу тебе. Мне нужна пара хороших кулаков.

— Кажется, мы встретились с вами вовремя, мистер Уэрс. У меня как-раз есть нужные вам вещи.

— Мне нужен боец с маркой.

— Ну, так я про это самое и толкую! — воскликнул Симон.

Мистер Уэрс недоверчиво взглянул на экс-боксера.

— Симон! Я не люблю одних слов!

— Ну, если у вас есть что-либо лучшее—то доброго вечера. Я теряю даром время.

Мистер Уэрс остановил Симона.

— Не следует слишком обижаться. Зайдемка в этот бар.

Приятели зашли, присели за столик.

— Симон! Мне надо заработать.

— Нам обоим! — поправил экс-боксер.

— Я хотел бы видеть вашего бойца.

— Вы его увидите. Но я ищу свой хлеб...

— Понимаю, Симон! Два процента с валового! Идет?

— Я хотел бы это видеть зафиксированным на клочке бумаги.

Мистер Уэрс вырвал из записной книжки листок, набросал туда несколько строк и передал Симону. Тот пробежал записку глазами и аккуратно спрятал ее в бумажник.

— Теперь я могу вас успокоить и обрадовать, — сказал повеселевший Симон. — Марк Хоккер только-что вернулся из Австралии.

— Марк Хоккер? Но это прекрасно! Мы играем наверняка! — воскликнул, оживая, мистер Уэрс. — Он сделает нам отличный сбор и в один: круг искалечит парнишку.

Неожиданно мистер Уэрс сжался и озабоченно посмотрел на друга.

— Черт! Мы упустили с вами одно, Симон! Что-если ваш Хоккер заломит слишком высокую цену. Тогда...

— Не беспокойтесь. Его обокрали в дороге. Жалкие остатки ушли на карты.

У мистера Уэрса свалилась гора с плеч, и он весело потер руки.

— Это мне начинает нравиться, Симон!

— Как добрый христианин я радуюсь за вас.

— Благодарю вас, вы заставляете меня прибавить вам кое-что к процентам.

— Это похоже на вас, мистер Уэрс.

— Сейчас мы поедем к Хоккеру, Симон!

— Черт возьми! Малый засиделся без дела!
 

3.

Молодой боксер дочитал «Times» и, задрав для удобства ноги высоко вверх, пролежал в этой удобной и спокойной позе полдня. Наконец, чемпиону надоело это удобство. Он встал, потянулся, прошелся несколько раз на руках по комнате, попрыгал через веревочку, поработал с грушей и, в заключение, начал возиться с собакой. От неосторожной возни шкаф с посудой полетел на пол.

Боксер поднял с пола разбитую вазу и пробовал сложить в одно ее разбитые части.

Вошли мистер Уэрс и Симон и застали его за этим занятием.

— Мистер Хоккер!

— Рад вас видеть, мистер Уэрс!

— У вас не все в порядке, однако.

— Возился с собакой. Надо же чем-нибудь заполнить день.

— Есть бой, — сказал мистер Уэрс.

— Вы не могли бы сказать ничего лучше! — обрадовался боксер и бросил остатки вазы на пол.

— Очень рад, что я во-время доставил вам удовольствие.

— Когда я дерусь, и с кем?

— Через неделю. С Джоном Диком.

— Джон Дик. Я его не знаю.

— Племянник Тодда.

— Безразлично. Можете быть спокойны: я в форме!

Дальнейший разговор между джентльменами шел также приятно и гладко. И настолько, что когда два джентльмена уходили от боксера; — Симон едва поспевал за мистером Уэрс, который радостно сбегал вниз через несколько ступенек сразу: Хоккер пошел на такую незначительную сумму, что импресарио был вне себя от восторга.

Весы счастья как будто начали клониться в его сторону.

— Во время обокрали Хоккера,— весело воскликнул Уэрс.

— Как добрый христианин, радуюсь с вами.

Приятели распрощались и разошлись. По уходе джентльменов Хоккер подошел к мешку и начал наносить сильные резкие удары.
 

4.

Хоккер, улыбающийся, вышел на ринг и раскланялся с публикой. По манере улыбаться и кланяться было видно, что боксер выходил на ринг не в первый раз.

Чемпион сразу же очаровал всех своей счастливой внешностью и стройной пропорциональной фигурой.

Хоккер был одним из тех счастливых боксеров, которым «бабушка ворожит». Бабушка «ворожила» Хоккеру так хорошо, что публика боксерских матчей, почти всегда, не задумываясь, делала на него свои ставки.

Собственно, многочисленную публику сегодня и собрало одно имя Хоккера. Все знали о его блестящих матчах в Австралии.

Конечно, многие были разочарованы тем, что прекрасному бойцу предстояло драться с никому не известным Джоном Диком. Кто он, этот Дик? Хорош или плох?

Эта неизвестность и заставляла всех присутствующих джентльменов воздержаться от ставок за Дика.

Охотников ставить за неизвестного бойца нашлось очень немного. Всего десятка полтора людей — в числе которых был Тодд, да еще старая лиса Вудро Ликс.

Что касается последнего, то все знали, что за его спиной стоял сумасбродный сэр Парвиль. Но это еще ровно ничего не обозначало, — сэр Парвиль вел всегда самую бешеную игру...

Да, наконец, даже в самой плохой игре всегда находилось такое количество людей, любивших играть втемную.  

На ринге показался наконец и Дик, и разочаровал и этих немногих, ставивших за него.

Высокий, вихлястый, с обнаженными ключицами, длинными обезьяньими руками, перехваченными набежавшими жилами, — на ряду с стройным и изящным Хоккером — Дик производил впечатление далеко неказистое, и уж вовсе не бойцовское.

Парень, неуклюже двигая ногами, прошел по рангу к своему месту и вызвал хохот и насмешки.

— Учится ходить, — зло заметил едкий голос.

— Антгропоид. Ему надо ходить на всех четырех лапах, — добавил другой.

— Надо быть дураком, чтобы поставить пятьсот долларов за эти ходячие кости, — горько, с обидой, воскликнул один джентльмен из Техаса, случайно попавший на матч.

— Плакались ваши денежки, — сказал его сосед, и толпа рассмеялась.

— Беру сто за пятьдесят, — предложил старая лиса Вудро Ликс.

— Благослови вас небо за вашу добродетель.

— Не проявите ли вы эту добродетель на десять тысяч долларов, — беспокойно спросил другой джентльмен, только-что приехавший из Аргентины.

— Двадцать пять за сто, — сказал старый Ликс.

— Но это грабеж! Четвертая часть!

— Это, джентльмены, — риск! Тогда выигрывайте или проигрывайте сами.

— Тысячу громов! Давайте! И да будут прокляты кости этого Дика...

— Выводить на ринг такого страшного скелета вместо бойца — это низость и подлость! Шантаж! — волновался скобянник Шойд, пробираясь к старому Ликсу.

— Четыреста, всего за сорок. И да будут прокляты эти шарлатаны Уэрсы и компания, устраивающие такие штучки над честными джентльменами.

— Сделано! — сказал старый Ликс.

Джентльмены записали у себя в книжках, отметили, разметили и заняли свои места.

Впрочем, осталось человек пять - шесть, которые, видя сделки старого Ликса, переглядывались и оставались при своих ставках. Один из них даже увеличил свою ставку вдвое.

Конечно, над сумасбродным человеком весело рассмеялись, но джентльмен невозмутимо занял свое место и процедил сквозь несвежие зубы:  

— Игра сделана!

Остальные немногие‚ ставившие за Дика, еще раз внимательно посмотрели на своего бойца.

— Будь я проклят, если только в этих ходячих костях не сидит колоссальная сила, —буркнул из-под темно-синих роговых очков старик-профессор.

— Вы думаете, профессор?

— Да. Вы обратите только внимание на эти руки гориллы. Это что-то доисторическое. Первобытное... А эти кости, — простое следствие зверского тренинга... и все, — так сказал человек науки.

— Двадцать тысяч долларов против ваших десяти тысяч. Хотите? — предложил ловкий делец из Чикаго своему соседу, только недавно «сделавшему» себя на отбросах тряпья и костей из мусора.

— Сделано! — спокойно отозвался «король» мусорных отбросов, и так же спокойно стал смотреть на Дика, на которого рассчитывали эти сумасшедшие люди.

Под эти насмешки и восклицания Дик уселся на свое место. Секунданты, по обыкновению, захлопотали: начался массаж, освежали простыней воздух перед лицом бойца, и, пока надевали перчатки, Дик разлегся на канатах и, свесив свою угловатую голову на бок, широко открыл рог и задремал.

Глядя на эту картину, Хоккер звонко рассмеялся.

— Я сумею разбудить его, — хвастливо сказал он, обращаясь к секундантам.

Вместе с Хоккером неудержимо захохотали и тысячи людей.

— Эй, парень! Это ринг, а не матушкина спальня! — крикнула здоровая глотка.

Эти крики и страшный хохот заставили Дика очнуться. Он открыл глаза и зевнул.

Смех не смолкал. Теперь Дик хотя и недремал, но сидел по-прежнему: лошадь — лошадью.

Судья напомнил бойцам правила боя. Дик головой только кивал. После команды секунданты ушли с ринга — и бойцы остались одни.
 

5.

Судья скомандовал свое:

— Тайм!

И Хоккер, сорвавшись с места, нанес свой первый удар. Это был один из тех его «прямых», после которого двухнедельный врачебный уход над разбитым бойцом был неизбежен.

Однако Дик только улыбнулся и методически выплюнул на ринг один за другим два выбитых зуба.

Хоккер с искренним изумлением посмотрел на Дика. Парень спокойно стоял en garde и после нескольких финтов внезапно дал такой цвингер, что у Хоккера зарябило в глазах.

— Ммм...— промычал, настораживаясь, мистер Уэрс. — Если дело пойдет и дальше так, то нужно было родиться дураком, чтобы не оценить этого антропоида и не поверить Тодду...

Хоккер оправился от цвингера и дал вторичный свирепый «прямой», и сейчас же вслед за этим ударом провел энергичный упер-кут. И — черт! — Дик опять не только устоял, но улыбался своей проклятой улыбкой так, будто били не его, а кого-то другого.

Минуты три назад хохотавшая публика уже не смеялась, а с удивлением смотрела на эту вихлястую жердь, около которой теперь с некоторой опаской танцевал изумленный Хоккер.

По рядам публики пошли удивленные возгласы, и началась обратная игра. На антропоида...

Дали время, и первый круг кончился.

Хоккер озабоченно рассматривал своего противника. Симон и Уэрс говорили о нем шутя, как о пустяшном противнике, которого едва ли хватит на круг, на два...

Но вместе с тем он, Хоккер, видавший ринг десятки раз и одержавший столько побед над классными бойцами, видел впервые человека, выносившего так спокойно его любимые удары. Правда, Дик нанес за первый круг всего один удар, но если он повторит еще…

Хохкер был явно озадачен.

Проклинал себя в душе и мистер Уэрс, не поверивший Тодду: теперь он воочию убеждался в зверском тренинге и выдержке Дика.

Импресарио подошел к Хоккеру.

— Ну, как?

— Мальчишка бьет как обухом. Однажды меня лягнула лошадь. Такое же у меня сейчас ощущение от этого проклятого круга.

Мистер Уэрс просвистал.

— Черт возьми! Кто же знал. Вы ведь тоже смеялись над его видом.

— Гм... Теперь мне совсем не весело. Работы хватит по горло.

— Тайм!

Второй круг принес одни огорчения. Хоккер стремительно атаковал Дика, но сейчас же зарычал от злобы и выругался. Дик, спокойно ожидавший и вынесший целую серию ударов, вдруг дал такой удар «молотом», что Хоккера всего завертело, и он еле устоял на ногах.

Дик опять стоял и улыбался. Он словно предупреждал Хоккера.

Боксер сделал еще несколько выпадов, но теперь на каждый из них получал такой короткий, но свирепый отпор, что лицо бойца сразу вспухло, и в глазах пошли разноцветные огни.

— Дьявол... — пробурчал Хоккер, садясь в перерыве на свое место. — Неужели этот щенок съест меня!

Что с вами, Хоккер? — спросил мистер Уэрс подходя. — Неужели Дик так хорош?

Боксер вышел из себя и сделался мрачным.

— Черта вам в зубы, Уэрс. Какой дурак сказал вам, что Дик плох?

— Скверно! — протяжно сказал импресарио.

— Да уж и придумать нельзя. Придется гадко не одним только вашим ставкам. Гораздо будет хуже, если мое чемпионство полетит ко всем чертям.

— Тайм.

Мистер Уэрс и Симон отошли от боксера вспотевшими.

Хоккер пробовал счастье еще раз. Он решил кончить дело сразу и смять Дика силой или весом. Хоккер бросился на Дика очертя голову, но тотчас же был сброшен на землю с той легкостью, от которой вздрогнул весь зал, а испуганные игроки завопили.

— Неправильный удар!

— Правильно! — сказал судья.

Хоккер поднялся, и бой продолжался.

Ленивый, вихлястый Дик неожиданно пошел сам в атаку и засыпал Хоккера такими «косыми», что боксер начал бегать по рингу, под смех и негодующие свистки публики. Чемпион пробовал остановиться, но обезьяньи руки Дика жестоко «шупали» его вновь и заставляли опять удирать.

— Сорок против ваших двадцати. Хотите? — предложил ловкий делец из Чикаго королю мусорных ям.

— К черту! — ответил тот, беспокойно ерзая на своем месте.

— Смотрите. Хоккер шатается, — тревожно шепнул Симон.

— Черт же его знал! — с сердцем сказал мистер Уэрс и взялся за голову.

— Хоккер кончен! Смотрите! Готов! — испуганно воскликнул Симон.

И точно... Дик легко загнал чемпиона в угол ринга и с такой силой ударил Хоккера в челюсть, что тот полетел в угол и тяжело брякнулся на пол, раскинув ноги и руки.

— Нокаут! — объявил судья.

— Не в каждой мусорке валяются такие кости, из которых. можно делать брильянты! — горько воскликнул мусорный король, рассчитываясь с ловким дельцом из Чикаго.

Невообразимый шум голосов и проклятия по адресу Хоккера проигравших вывели мистера Уэрса из оцепенения и чем-то тяжелым ударили его по голове. Он понял что это был конец.

Мистер Уэрс был уничтожен и задыхался от ярости и горя.

— Еще одно такое дело, и я разорен! — сказал мистер Уэрс.
 

6.

Добрый вечер, мистер Дик.

— Мое почтение, мистер Уэрс. Чем могу быть полезен?

— Я хотел бы иметь дело с вами.

— Месяц назад вы отказались от меня.

— Мы не живем одними только удачами Дик. Я думаю, что будет гораздо умнее не говорить о прошлом, а устроить хороший матч в недалеком будущем.

— Как угодно! Предложений я имею много.

— Но мое — для вас принять приличней. Благодаря вам я разорен. Черт же вас знал.

— В сущности, я от дела не прочь. Тем более, что и дядя Тодд у вас в долгу. Мы рассчитаемся.

Мистер Уэрс — облегченно вздохнул.  

«Наконец-то эта машина у меня в руках, и я смогу поправить свои дела».
 

7.

Море голов наблюдало за редкой парой: Дик — Бланк.

Дик работал с тяжеловесом Бланком уже десятый круг, но мистер Уэрс был спокоен за свою машину. Импресарио уже так привык к чистой работе Дика, что совершенно не волновался и был заранее уверен в исходе боя.

Мистер Уэрс взглянул на ринг: все было в порядке. Дик работал все так же: ровно, спокойно, методично, и начал медленно, шаг за шагом, теснить своего тяжелого и сильного противника.

Мистер Уэрс видел и то, как Дик загнал, по обыкновению, противника в угол ринга и после жестокого полу-кроше в челюсть Бланк грузно шлепнулся на пол, и полумертвый мешок не двинулся после судейского:

— Нокаут.

Мистер Уэрс был спокоен до конца; он услышал этот «нокаут» как должное, и когда бесчувственный мешок мяса Бланка пронесли мимо него в уборную, — то и на это импресарио посмотрел, как на обыкновенное: его машина оставалась победоносной заведенной машиной.

Матч кончился. Дик прошел к себе в уборную, прижимая на ходу окровавленный нос.

— Сегодня вы платите носом, Дик, — улыбнулся мистер Уэрс.

— Сегодня носом.

— На каждом ринге приходится оставлять что-нибудь, любезный Дик. То нос, то ребро, то зуб, то челюсть, — это уж в порядке вещей.

— Это в порядке вещей.

— Каждая машина постепенно израбатывается. Теряет свои части, — пошутил мистер Уэрс.

— Пока не придет в негодность.

— Ну, тогда ей грош цена, Дик.

Импресарио и боксер разъехались по домам.
 

8.

Мистер Уэрс и два пришедших джентльмена до поздней ночи обсуждали грандиозное дело; устраивалось небывалых размеров сооружение, приспособленное для массовых зрелищ. Досадная золотая середина была скучна. Правда, прошедшие матчи дали хорошие деньги, но если сыграть крупно, ва-банк, то....

Мастер Уэрс был человек дела и не останавливался перед этой игрой. Она была слишком заманчива и обещала крупный успех.

Джентльмены ушли, а мистер Уэрс долго еще сидел у стола, продолжая высчитывать.

Грандиозный матч принесет, наконец, столько денег, сколько их нужно для того, чтобы он Уэрс, мог себя считать, наконец, человеком «окончательно сделанным»,

Мистер Уэрс подсчитал еще раз и довольно улыбнулся. В результате опять вышло: яхта, вилла и солидная цифра свободных денег.
 

9.

Длинный Дик уже долгое время сидел задумчивый и грустный и что-то соображал. Дик порядком устал за эти бои. Эта жадная акула уже не признает отдыха. Что ж, еще один-два боя и он отдохнет.

Дик улыбнулся, как человек, пришедший к какому-то заключению, и направился к выходу.

При выходе из квартиры он столкнулся с мистером Уэрс.

— Есть грандиозное дело, Дик. Сегодня вы деретесь с Риксэ. От вас зависит ваше чемпионство. Но, мой милый, у вас сегодня вид свежего утопленника... Почему?

— Если я дерусь с Риксэ, то мне есть о чем подумать: ведь он чемпион обоих полушарий.

— Глупости, Дик. Ведь побили же вы Фрайта. А он нисколько не хуже Риксэ...

Боксер с укоризной посмотрел на импресарио, мотнул угловатой головой.

— Зачем недооценивать Риксэ. О! Я его знаю. И если наша встреча сегодня состоится, и если он в такой же форме, как и в Канаде с Иоффе, то...

— То, Дик...

— Получится обыкновенная вещь истории ринга, Уэрс. Сегодня на нем побеждает один, завтра его сменяет новый победитель и…

— И черт вас побери, Дик. Сегодня вы каркаете чересчур долго и громко. Стыдитесь.

Мне нужно сегодня играть наверняка. Иначе будьте вы прокляты с вашими причитаниями. Мне нужен бой, а не бабье нытье.

Мистер Уэрс усадил Дика в автомобиль с той долей заботливости, с которой нужную вещь ставят рядом с собой, и импресарио и боксер понеслись по лакированным улицам столицы долларов.

Почти всю дорогу спутники молчали, думая каждый про себя. Мистер Уэрс с некоторой тревогой посматривал на Дика и внутренне утешал самого себя, «Риксэ.. Хорош, нет слов. Но и эта машина Дик. Закуска как раз по зубам Риксэ. Правда, парень измотан боями, но на сегодня его еще хватит. Выдержит. Устоит… Должен устоять. Допустим, что в бою Риксэ сломает или доломает ему нос или челюсть, ну, руку... Чорт с ним. Экая важность: профессия такая. Все уже давно сломано или переломано у этого дурака. Да и, кроме того, имеет же, наконец, он, импресарио право на все эти части своей машины»...

— Старайся, Дик,— сказал мистер Уэрс, не замечая, что автомобиль остановился уже минуту тому назад.
 

10.

Молодой сильный ирландец Риксэ буквально засыпал Дика ударами.

— О! О! Этот молодчина, кажется, развенчает этого Дика.

— Бей! Бей! —загремели ободряющие голоса‚ и люди, еще вчера ставившие и верившие в Дика лучше чем в себя, — сегодня эти же самые люди готовы были приветствовать новую звезду.

Вскоре шум перешел в неистовый рев. Да и было от чего: на ринге случилось необычайное.

Косым ударом с правой Риксэ бросил Дика на пол, и едва тот поднялся, как Риксэ сбросил его снова...

Это было положительно необычайно. И до того, что мистер Уэрс побледнел от ужаса, как бы били его самого. Почти лишившись чувств, импресарио упал: его яхта и вилла, увы...

Кто-то наскоро поставил мистера Уэрс на ноги. Но ноги плохо слушались убитого импресарио, и он, опершись на столб ринга, с тоской и страхом стал наблюдать за боем.

Перед ним была ужасная, горькая правда. Дик был сбит с ног вторично.

Раскинув широко руки, Дик лежал посреди ринга, как мертвый, и не встал после девяти...

Его спасает время: удар гонга предупреждает судейское «десять», и вызывает у мистера Уэрс слезы радости и тайную надежду.

Помощника Дика отнесли почти безжизненную массу боксера на его стул и энергично приступили к воскрешению Дика. Два дюжих молодца окатили боксера с головы до ног водой, встряхивали Дика как негодную рухлядь, массировали, давали нюхать нашатырь. За короткий промежуток перерыва к оглушенному боксеру применили столько воистину геройских средств, что в тот момент, когда судья объявил свое:

— Тайм, — мертвецки бледный Дик набрал в себя полной грудью воздух и открыл глаза.

Крики одобрения толпы слились с возгласами разочарования тех, кто считали, что они уже выиграли...

Бледный и еще не вполне оправившийся, Дик отчаянно уходил от бешеных атак Риксэ. Он только-что искусно парировал два сильных косых и успешно провел свой знаменитый свинг с левой, от которой Риксэ летит кувырком; но по всему ходу боя видно, что новая звезда сменяла старую... На ринге так было всегда...

Мистер Уэрс с проклятием наблюдал за своим слабеющим борцом.

«Утомил я его. Дурак. Сам виноват. Надо бы дать бедняге Дику отдых, а я из боя в бой. Машина... Но это вовсе не заведенная машина», — горько и разочарованно воскликнул мистер Уэрс, видя, как после некоторого времени измученный Дик тяжело бросился на свой стул и устало закрыл глаза.

«Ах! Если бы Дик отдохнул! О! Зачем я его так измотал. Вести бойца в таком виде на ринг... где заложена судьба виллы и яхты... Ах! Ах»...

В перерыве мистер Уэрс подошел к Дику и, стараясь казаться беспечным и шутливым, робеющим и заискивающим голосом сказал:

— Ну, что, Дик. Ведь правда, что этот Риксэ ничего особенного из себя не представляет? Хе-хе. Виллу и яхту я, как видно, уже могу считать за приятный совершившийся факт. Не так ли, дружище Дик...

— Вилла... Яхта... — пробормотал, сплевывая кровью, Дик, — как бы этот Риксэ не вышиб из меня остаток духа на этом ринге.

Убитый мистер Уэрс забился за столб ринга и, стоя внизу, боялся поднять глаза на бойцов.

Каждый новый удар ирландца разбивал его планы, коверкал их, смешивал в ничто, безжалостно отдалял от заветной мечты,

На десятом круге Дик, наконец, несколько взял себя в руки и начал работать с своей обычной методичностью. Но зато уже к концу этого круга Дик был так избит, что выглянувший импресарио подумал вновь:

«Утомил я его… Зря уходил... Ах, если бы Дик не был переутомлен. Ах. Ах... Если бы»...

Бой продолжался. Дик еще держался, внимательно следя за ирландцем. Дик только-что дал два хороших кросса, от которых глаз противника моментально вспух, и, улучив момент, он ударил Риксэ в глаз вторично. Глаз ирландца закрылся совсем, затянулся кроваво-синим. Окосевший противник злобно выругался и снова дал Дику жаркую встряску, от которой зашумело и заныло по всему телу.

Окосев, чемпион, конечно, терял много боевых преимуществ перед Диком, но и страшная боль в руке сказала Дику о собственном несчастье: большой палец был сломан при последнем ударе и причинял нестерпимую боль.

Взбешенный ирландец сделал ложный выпад и ударил Дика с такой силой в солнечное сплетение, что тот повис на канатах-Риксэ успевает нанести Дику один за другим еще два коротких сильных прямых, и Дик тяжело падает на пол.

Судья считал до пяти... Пять секунд, как пять новых ножей, вонзились в сердце мистера Уэрса и залили его кровью. При счете «шесть» — Дик поднялся и, широко расставив ноги, пошел в атаку. Его мышцы вздуваются от напряжения, а лицо выражает твердую решимость. Но удар гонга и «тайм» — и бойцы неохотно расходятся по своим местам.

Следующие круги буквально начали пытать мистера Уэрса. Он то вскакивал, то садился, то хрипло кричал:

— Бей! Бей же, проклятая лошадь! Ага! Так! Ага!

Но едва Дик получал удар и шатаясь уходил от наступавшего противника, как мистер Уэрс закрывал глаза — и его начинала трясти лихорадка страха.

Внезапно импресарио насторожился: Дик после финта нанес зверский прямой, и, — черт! удар прошел всего на сантиметр выше, и Дик, рыча от злости «мажет» только воздух.

Риксэ предвидел этот удар и с поразительной легкостью ушел от него. В свою очередь ирландец дает встречный уппер-кут, и такой точный и сильный, что весь стадион вздрогнул и огласился криками: «браво, Риксэ».

Под эти крика мистер Уэрс схватился за голову и присел. Крики вдруг опять перешли в неистовое, в дикое, ревущее:

— Дик! Наш Дик...

Мистера Уэрс подняла общая волна. Он видел, как Дик поймал наконец ирландца: боксер нанес Риксэ целую серию жестоких ударов.

В заключение Дик сделал выпад всем корпусом и нанес Риксэ страшный удар. Этот удар должен был быть решающим. Дик вложил в этот удар все свое уменье, всю свою мощь...

Риксэ болезненно схватился за сердце и, с непередаваемым мучительным выражением лица, тяжким бревном упал на колеи и медленно распластался ничком на полу ринга, оставляя тяжелый кровавый след.

Судья начал считать:

— Раз... Два... Три... — отчетливо и ясно раздается его звонкий голос над притихшей человеческой массой, и продолжает считать:

— Четыре... Пять...

«Неужели встанет?», — думает с тоской Дик.

Если Риксэ встанет, Дик не уверен, что он еще в состоянии нанести такой же удар: он кончен. Сломанный палец болит нестерпимо, в глазах огни всех цветов, ноги затекли так, как будто бы к ним привязали по пушке. И вот, подавшись всем корпусом вперед, тревожно вытянув шею, боксер безумными глазами смотрел на упавшего Риксэ:

«Неужели встанет» ...

— Шесть, семь...

Голос судьи продолжает чеканить, — и мистера Уэрс пробирает нервная дрожь: еще три. Только три — и этот кошмар. кончится. О, небо. Только три...

— Восемь... — говорит судья, и тысяча громов и молний! Риксе, шевелится и при счете судьи:

— Девять.

пробует встать.

Да... Он встает. Это дикая нечеловеческая сила воли и желание победить поднимает бойца с земли. И оба бойца, рыча по-звериному, вновь — сплетаются в клинче.

Две страшных окровавленных маски сблизились, взглянули друг на друга остатками человеческой злобы и ненависти: они не скрывают. Каждый из них идет на чемпиона мира. Сегодня или никогда.

Это был момент высшего напряжения, которое выносит только такая машина, как человек.

— Будь ты проклят! — рычит вне себя от злобы мистер Уэрс, и вдруг он засмеялся счастливым нервным смехом: ирландец, получив всего незначительный толчок, упал опять.

— Десять, — отсчитал судья.

Мистер Уэрс визжал и бесновался радостью счастья. Он хлопал в ладоши, хохотал и размахивал руками и ногами. Импрессарио почти не слышал поздравлений и рева толпы; он был далек от всего земного: был счастлив счастьем свыше.

Лишь на мгновенье почему-то выплыло перед ним избитое, сплошь кровавое лицо Дика — и мистер Уэрс вздрогнул: он еще ни разу не видел своего бойца таким страшным и избитым.

Продолжая смеяться смехом безумного, смехом полного счастья, мистер Уэрс подошел к Дику. Тот в изнеможении сидел на своем стуле, откинувшись спиной на веревки.

Едва взглянув на своего патрона, Дик устало закрыл глаза опять.

Мистер Уэрс долго смотрел на избитого Дика: уж очень много частей растеряла сегодня эта машина...

Чувство признательности и жалости подтолкнуло Уэрса к боксеру. Он пожал руку и хотел сказать просто:

«Молодчина, Джон Дик! Вы честный славный малый». Но вместо этого вышло:

— Дик! Ну, разве можно заставлять так долго волноваться порядочных людей...

Дик поднял свое обезображенное лицо, и страшная гримаса от общей боли и увечья сказала Уэрсу, что боксер улыбнулся.

Боксер добавил, вернее выразил свою улыбку также еще легким жестом руки, и открыл рот, очевидно, желая что-то сказать. И вдруг вместо слов изо рта Дика сильной струей хлынула кровь. Широкие кости Дика резко съехали со стула и с шумом грохнулись на пол ринга.
 

Петр Жеребцов. Рисунки: Александр Дейнека. Публикуется по журналу «30 дней», № 8 за 1926 год.

Из собрания МИРА коллекция