Человек и баня

Текст: Татьяна Тэсс
Фото: Роман Кармен
Публикуется по журналу «30 дней», № 7, 1930

***

Арифметическая задача: «Бассейн имеет 25 метров в длину и 14 в ширину. Глубина его 5 метров, емкость 1 млн. литров. Одновременно в нем могут поместиться 60 человек. Где находится такой бассейн?»

Ответ: «В новых банях Пролетарского района, близ завода АМО».

Огромные окна ловят свет с четырех сторон. Купол взлетел на вышину третьего этажа. Широко раздвинутые стены повторяют каждый звук десятками отголосков. Трибуны для зрителей расположены с двух сторон бассейна.

Бассейн лежит по середине зеленоватым, прозрачным провалом. Постепенно понижающееся его дно разделено в длину темными плитками на пять частей для состязаний в плавании. Десятиметровая вышка для прыжков подымается над водой.

В день открытия бань были речи, приветствия, аплодисменты. В бассейном зале за красным столом заседал президиум. Деловитые юноши в трусиках прыгали с вышки в бассейн.

Вытянутое тело по-кошачьи переворачивалось в воздухе. Прирученная домашняя вода с грохотом расступалась и выбрасывалась вверх шумливым гейзером.

Так физкультура вступила в баню. Вода из банных фондов покорно впряглась в исполнение новых обязанностей: спортивные команды оседлают ее для состязаний в ватерполо; пловцы будут проверять в ней силу своих легких, быстроту и качество движений.

В банном масштабе это крупная реформа. Баня — одно из самых консервативных учреждений. В дореволюционные годы мытье в бане расценивалось больше с точки зрения традиции. Купечество делало из него ритуал.

На раскаленные кирпичи с размаху хлюпалась замученная вода, и свирепый пар врывался в воздух. Отмытые до скользоты багровые храбрецы лезли на полку под самый потолок, с непонятным стоицизмом выдерживая адское месиво из жары, плотного, как перина, пара и веников, хлещущих по телу. Вступала в силу банная эстетика, и на накал кирпичей шикарно выливалась бутылка хлебного квасу, для «легкого» душистого пара, и мыло требовалось только казанское, а веники из майской березы.

Иссеченные этими самыми вениками до одури, распаренные посиневшие от неистового жара неукротимые «любители», шатаясь, слезали с адских полок и брели домой отпаиваться десятками стаканов чая с малиной.

О конечных результатах, — о чисто вымытом теле, — забывали. Что это значило по сравнению с медлительной важностью обряда.

***

Темпы нашей эпохи не допускают таком расточительной траты времени на комплекс банных удовольствий. Советские служащие, придерживая деловой портфель с припрятанным в него бельишком, на ходу торопливо забегают в знаменитые Сандуны.

По близлежащим тротуарам осторожно прогуливаются уцелевшие представительницы «неосторожных профессий». Предусмотрительная администрация вывесила в бане плакат.

Он был безграмотен, — в пределе. И в беспредельном эфире мы услышали переданный по радио плакат: «Пользование номерами разрешается только однополым».

Банный ритуал в общем смылся. Мы не протестуем. С радостью отделим чистоплотность от парного, обморочного банного реквизита.

Но, увы, дело не только в этом. Перед нами возникают спокойные статистические цифры.

Неприятные цифры. Безобразные цифры.

До революции на каждого человека приходилось двадцать четыре посещения бани в год. В наши дни этот же самый статистический средний человек посещает баню в год только десять раз.

Банная пятилетка до последнего времени была забыта. В суматохе строительства она просочилась между пальцами, как вода.

Москва была городом церквей и бань. Церкви закрывались по желанию населения, а бани — вопреки ему.

Вода пробиралась в ослабшие стены банных зданий, вода не обмывала людей, а подмывала стены, разнося их по камешку.

Правда, в Москве еще живет старушка, — Андрониевская баня, — которая помнит нашествие Наполеона. Но это говорит лишь о редкой крепости костей старушки, но никак не о созвучности ее нашей эпохе.

Кадров «банных» специалистов нет. Строительство на периферии идет неуверенным самотеком.

И потому открытие новых, современной конструкции бань было торжеством на банном фронте.

Фанатики из редчайшего вида специалистов — инженеров-банщиков-воодушевленно рассказывают о надеждах и возможностях дальнейшего строительства. Они мечтают о ново», усовершенствованном банном синтезе, о философичности исторических бань римлян, о мудром раздумье турецких бань, о читальнях, шахматах, развлечениях нынешних бань Запада. Послушать их, так все клубы со всей своей деятельностью должны переселиться в баню...

Первый основательный удар банной консервативности нанесла непрерывка. Баня истово чтила кануны всех праздников. В первые дни недели во всех водяных апартаментах было пусто, как в склепе. Но чуть дело приближалось к празднику, как толпа голых людей начинала драться из-за шаек. С лицами, залепленными белыми клочьями мыла, люди толкались в очереди у душа. Моясь, задевали при каждом движении чье-то чужое мокрое тело...

Непрерывка ликвидировала власть «канунов». Вслед за ней усовершенствованная водяная коробка близ завода АМО храбро взялась за подрыв авторитета многочисленных банных архаизмов.

Здесь осторожно отвели воду от знаменитого логова шаек и наполнили ею тонкое и стройное горло душа. Шестьдесят шесть индивидуальных душей в кабинках начали конкурировать с вековыми способами мытья.

Проточная свежая вода рассыпается круглыми легкими каплями. Она взлетает над головой сквозным опахалом. Она чиста, она покорно принимает любой вид, любую температуру. Мытьевой душ, — культурный способ мытья,— начал борьбу с мутным, мыльным содержимым шаек.

Это — переломный пункт советских бань.

Но пока здесь существуют и старые банные формы, несколько омоложенные новым строительством. Традиционная «парильня» в новых банях похожа на конструкцию театра Мейерхольда. Росчерки прямых линий, лестницы, площадки... Вместо шикарной бутылки с квасом пар здесь подается одним поворотом рычага, особым распылителем.

Отчаянные строители разрушили еще два банных канона. Нет «хол» и «гор», нет двух враждующих свирепых кранов, с помощью которых приготовляется желаемая водяная смесь.

Обжигающая то холодом, то жаром влага ныне подчинена повороту только одного рычага. В нем и «хол», и «гор», и мирная смешанная середина.

Этот единоличный рычаг экономит до 15% воды. Он сокращает ремонт кранов, каждый из которых ранее выносил до пяти тысяч поворотов в день, пока требовательный посетитель удовлетворялся достигнутой температурой.

Новаторы все же осторожно опросили рабочих посетителей на этот счет анкетой.

Рабочие охотно освоились с дерзким нововведением. Анкеты дали вполне благожелательные отзывы...

Но самая главная, решающая реформа была в том, что новая баня родилась внеклассовой.

Уничтожились разряды! Уничтожился бархат, зеркала и ковры избранных предбанников, уничтожилось деление на «чистых» и «нечистых». За тридцать пять копеек каждый советский гражданин здесь моется на равных началах со всеми остальными. За двадцать пять — ему предлагается конкурирующий душ в кабинке и за пятьдесят — дорогая, европейская ванна.

***

Веселая спортивная вода бьется бок о бок с обстоятельно бормочущей водой бани.

Бассейн находится в ведении физкультурных команд. Органически он не связан с баней, но каждый физкультурник предусмотрительно подчинен обязательному предварительному душу.

Механические фильтры непрерывно очищают воду и дополнительно ее хлорируют. Каждый день бассейн пополняется свежей водой, количеством в 5% его объема. Десять раз в году вся вода выпускается и бассейн проходит генеральную чистку.

Основная работа бассейна будет, конечно, происходить зимой, ибо летом, при сравнении с оживленным, воркующим течением реки, бассейн самому себе должен показаться лужей.

Но зимой он сразу повысится в ранге до звания просторного озера. Завязая в сугробах, скрипя по стеклянному снегу, физкультурники будут бежать в большое кирпичное здание и оставлять зиму вместе с теплым пальто в раздевалке. Трусики станут почти лирикой.

Вода примет пловцов мягкой прозрачной теплотой в неизменных двадцать пять градусов.

В первом же броске вперед мышцы знакомо напружатся и проплывут под кожей, как рыбки. За зиму они не ослабеют. Значимость бассейна уже приблизится к Черному морю.

Ибо за день работы бассейн может пропускать пятьсот — семьсот человек спортсменов, давая полную работу их мускулам, здоровый отдых телу...

***

B двадцать восьмом году по чьей-то инициативе баню попробовали организовать прямо на улице. На Стромынке устроили уличный душ. В маленьком павильоне десять душевых рожков, поделенных пополам по признаку пола посетителей, хранили легкую, ласковую воду.

Смешиваясь с шумом уличного движения, за тонкими стенами щебетала и шепелявила вода, дешевая и доступная, как коробка спичек. Эта доступность чистой проточной воды любой температуры, быстрота и легкость пользования ею сразу же образовали вокруг уличного душа строй ярых приверженцев.

Возвращаясь с работы, туда забегали запыленные рабочие; по утрам, с полотенцами через плечо, бежали служащие. Они выходили оттуда, освеженные чистотой, подбодренные прохладой. Вода благодушествовала, не успевая распускать тонкие пышные кружева брызг...

Ныне душ на Стромынке по неизвестным причинам закрыт. Стромынские жители вновь меланхолически полощутся в домашних раковинах. А почему бы не устроить такой душ не только на избраннице — Стромынке, не вынести его на Театральную площадь, на Страстную, на Таганскую, Тишинскую, в гущу центра, в пыль окраин? Чтобы москвичи могли пользоваться им на ходу, в обеденный перерыв, между двумя заседаниями...

Где этот средний статистический человек, который бывает в бане десять раз в году?

Сюда его, под воду уличного душа, под частый шёпот прозрачных капель!

Из собрания МИРА коллекция