Что поёт фабрика

Текст: А. Берестов
Фото: Н. Петров
Публикуется по журналу «Красная нива», № 1 за 1929 год. МИРА коллекция

***

Еще в 1895 году Глеб Успенский в статье «Фабричная поэзия» писал, что «город и фабрика изменяют мало-по-малу народную жизнь».

Старинная народная песня, созданная в условиях старого патриархального быта, заглушаемая гулом фабрики, стала вытесняться новыми произведениями народного творчества — песнями города. Для собирателей жемчугов старорусского песнетворчества, предававших анафеме всю фабрично-городскую культуру, новый городской фольклор был совершенно неприемлем; искренне вздыхая по отживающей старине, они скорбели об «изврании народного песнетворчества»;

Даже Г. Успенский, говоря о новых песнях, замечал, что они не имеют «и тени прежней поэзии», что они «проникнуты духом трактирно-городской цивилизации».

Серьезных попыток изучить произведения фабрично-городского фольклора, установить его отношение к старому деревенскому фольклору, осветить условия, в которых возникают новые песни, — до последнего времени почти не было.

Между тем, то фабрично-городское, что проникло и проникает в народный песенный репертуар, — изменяя его вековой облик, свидетельствует о крепком росте нового быта. Новые времена — новые песни. В этих новых песнях, действительно, не все «поэтично», многое носит на себе следы «трактирно-городской цивилизации», но это новое идет на смену старины, обреченной исчезнуть, упорствующей, не желающей сдаваться, утратившей чистоту своей прежней поэзии, — ибо исчезнул быт, ее питавший и путающий звуки новых песен...

Попытку рассмотреть небольшой фольклорный материал, записанный от фабричного населения «русского Манчестера» — гор. Орехово-Зуева, Моск, губ., делает П. Соболев в своей статье, напечатанной во II томе «Ученых Записок» Российской Ассоциации научноисследовательских Институтов общественных наук.

Город Орехово-Зуево — центр нашей промышленности, один из очагов фабричной культуры, почти не связанный с крестьянскими традициями. Фабричное население, когда-то комплектовавшееся из крестьян различных губерний, теперь совершенно «офабричилось». Старики, не порывавшие связи с землей, давно уступили руководящую роль молодому поколению, выросшему на фабрике. Разумеется, эта ассимиляция фабрики и деревни не прошла бесследно, но оставила в быту фабричного населения пережитки крестьянской культуры.

И отзвуки старинных крестьянских песен смешиваются с новыми звуками песен городских, фабричных.

«Рассадником песен» прежде, всего является рабочая казарма. «Любопытное зрелище, — пишет автор названной статьи, — представляют казарменные коридоры в праздничные дни.

Непривычного к казарменному житью-бытью человека прежде всего охватывает непрерывный гул, наполняющий все здание. Но стоит только остановиться на некоторое время и прислушаться, как из этого хаоса начинают выделяться различные звуковые комплексы.

Из конца коридора, от широкого тальянского окна раздаются звуки венской гармошки и топот ног молодежи, исполняющей на покрытом шелухой от подсолнухов и орехов полу модные городские танцы. В другом конце под плясовой мотив такой же венской гармоники пара виртуозов (обычно мужчина и женщина) отделывает русского под одобрительные или иронические замечания кучки любителей пляски. В центре коридора, на деревянных лавках, сидит целая группа любителей хорового пения, по большей части женщин. Среди них всегда можно заметить общепризнанного знатока песен и искусного их исполнителя, являющегося запевалой и руководителем этого импровизированного хора».

Революция создала целый ряд условий для обновления песенного репертуара фабрики: революционные праздники (1 мая и Октябрьской революции) с их митингами и демонстрациями, рабочий клуб с его сценой, плакатами и агитационной литературой, наконец — дома отдыха, где почти ни один день не оканчивается без хорового пения. В дома отдыха к «издыхающим», как крестьяне называют отдыхающих рабочих, приходят по праздникам парни и девушки из ближайших деревень, и тогда между фабрикой и деревней начинается соревнование в песне, происходит обмен поэтическим материалом.

В основном песенный репертуар современной фабрики можно разбить по следующим отделам: частушка, старая лирическая песня, переделки, из произведений книжной поэзии вообще и «жестокий романс» в частности.

«Частушка, — говорит исследователь, — не характерна для коренного фабричного населения. Наблюдения показывают, что этот песенный жанр бытует только среди сезонных рабочих».

Частушки среди фабричного населения-элемент чуждый, — принесенный из деревни, — об этом говорит, их деревенское, содержание. Количество «производственных частушек», говорящих о своем фабричном происхождении, совершенно ничтожно:

— Эх, я на прядильной работал,
Во четвертом этаже.
Нитки рвутся — я сучу.
Сам на милочку гляжу.
Эх, красильна ты, красильна,
У тебя товару тьма:
Ты контрольных и рабочих
Соблазняешь иногда.

Самое значительное место в современном фабричном фольклоре занимает книжная поэзия.

Рабочие старшего поколения поют старые переделки стихотворений и романсов, из которых многие перешли на фабрику из деревни («Не велят Маше за реченьку ходить», «По воле летает орел молодой» — переделка стих. Пушкина «Узник», «Уродилася я, как в поле былинка» — переделка стих. Сурикова «Сиротой я росла», Некрасовские «Коробейники», «Ухарь купец» и друг.)

Особую группу песен в фабричном репертуаре составляют песни девушек, удаленных от организаций революционной молодежи. Среди фабричных «барышень распространены до сих пор чувствительные и «жестокие» романсы, вошедшие в песенный репертуар из старых песенников.

Стиль «жестоких» романсов является наивным подражанием книжным образцам, языку «людей образованных», книжность перемешивается в нем с традиционными оборотами устно-поэтической речи, создавая иногда комическое впечатление. В романсе «Валечка» встречаются такие строки:

Глазки замечательны были
Все кавалеры толпой
Валечку все окружили.
Валя гордилась собой.
Шляпы, панамы, цилиндры
Кланялись Вале всегда,
Валечка этим гордилась,
Но не влюблялась она.

Новым источником пополнения песенного репертуара современной фабрики является творчество рабкоров.

B Орехове-Зуеве и в фабричных поселках Орехово-Зуевского уезда уже распеваются, как песни, стихи, написанные рабкорами. Правда, количество таких рабкоровских песен-стихов пока еще незначительно, но они существуют, а одно таких стихотворений, напечатанное в 1926 г. в местной газете, «Колотушка», получило широкое распространение. Это стихотворение, под заголовком «Алименты», начинается так:

Не «кирпичики», а по радио
Я хочу рассказать или спеть,
Как приходится горемычному
Из зарплаты выплачивать треть.

В стихах рассказывается о встрече в кино с «круглолицей девочкой», которая шантажным образом ухитрилась получать алименты. Злободневность содержания сделала эти стихи песней; поется она на мотив «Кирпичиков».

Эта новая песня еще во многом зависит от старого — это «чувствительный романс», спетый на новый лад. Но самый факт внедрения стихов рабкора в песенный репертуар фабрик говорит о новом быте. И, окрепнув, этот новый быт создает свои, подлинно новые песни трудового коллектива.

Об этом уже сейчас свидетельствует песенный репертуар сознательной молодежи, возглавляемой комсомольцами. Их песни — песни борьбы и победы», те новые звуки, которые принесла революция: «Расстрел коммунаров», («Под частым разрывом гремучих гранат»), «Песнь коммуны». («Нас не сломит нужда»), «Скрывается солнце за степи» (Стих. А. Толстого «Колодники»), «Молодая гвардия» (Безыменского), «Проводы» (Д. Бедного), «Кузнецы» (Шкулева), «Солнце всходит и заходит» (М. Горького), «Славное море, священный Бай-кал», «Марш Буденного», «Кирпичики» и др.

В звуках этих песен — музыка революции.

***