Криминальная хроника на страницах периодики 1920-х годов
 

Авария инженера Татарова

(Из залы Народного суда)
 

1. С птичьего полета

— «Я начал новое рискованное дело. Оно потребовало некоторых расходов, которые не признаются контролирующими органами. Если-бы природа не была против меня, то главный заказ был-бы уже кончен, и премиальными я-бы, уже покрыл расходы.

Но я сыграл смело, природа была против меня — теперь у меня были-бы разговоры, а вести их я не умею и не хочу, а посему решил поставить себя вне досягаемости кого-бы то ни было.

Впрочем — это не, единственная причина моей смерти. Просто — утерял цель жизни. Хотелось-бы новой, большой цели — а сковывают мелочи... Не стоит тянуть лямку»…

Так начиналось предсмертное письмо инж. Татарова, на имя отв. секретаря общ-ва «Аэрорадиохим», где Татаров занимал большой руководящий пост начальника фотосъемок.

В окно заглянул хмурый январский рассвет. На столе ждал инженера веронал...

Ах, эта терпкая сладость последних минут — ты знал ее, Фауст! Еще один — последний — взгляд на жизнь, лежащую где-то далеко под ногами, уже неясную, уже только смутно-узнаваемую, словно не свою даже...

Какая жизнь? Чья?.. Ах, все жизни похожи одна на другую — как фотоснимки российских равнин, как земные квадраты, выхваченные с высоты аэрополета... Планшет №1... или планшет № 7... или № 60... — кто, кроме специалиста различит их?!.

Бедняги! — у них так мало выдающихся специалистов... А тут — еще одна утрата! — И рука инженера сама потянулась к перу:

— «Несколько советов в виде завещания… Аэрофотосъёмочное: дело не бросайте—выгодно.

Ускорьте договор с Откомхозом. Лесные съемки производите в масштабе 200. сж. в.д...

Все дела вы найдете в порядке. Единственный недочет — расход без оправдательных документов: — 1760 р.

Мои товарищи безукоризненны. Но из них всех я — самый смелый и отчаянный и всегда принимал на себя самые трудные и отчаянные дела. На сей раз — проиграл…

Итак — прощайте! Пора спать.  Сейчас одна только мысль: чтобы доза 4,5 гр. веронала не оказалась малой… Еще раз — прощайте! Спокоен — приблизительно так же как и всегда, когда видели меня.

Ваш Татаров

20-I, г. Ленинград, 6 ч. 25 м. утра.
 

… Часы пробили, половину.

... Инж. Татаров очнулся в больнице, в состоянии как принято говорить — «не внушающем опасений».

... А в это самое время бухгалтерия «Аэрорадиохима», рылась уже в делах и отчетах «покойного».

Старый бухгалтер задумчиво потер переносицу:

— «Мда! Любопытная графа: расход, не имеющий оправдательных документов — Руб. 1760». — Что-бы это такое могло быть?..
 

2. Камнем с высоты

Когда «смелой игрой» инж. Татарова заинтересовались органы дознания, «рискованное дело», которое оплакивал автор‚ «предсмертного» письма — оказалось на поверку довольно прозаичной и шаблонной растратой. Из числа тех, в которых люди тонко-воспитанные сознаются по-простецки, без спецфраз и вероналовых поз.

— «А вышло все это по пьяной лавочке…»

Впрочем, вульгарный сюжет в стилистической обработке инж. Татарова превратился почти в новеллу, несколько загадочную и трагическую.

Душевный разлад. Встреча со старым институтским товарищем. Ресторан «Москва». Немножко осетрины и много вина — вина, которое пьётся «стаканами — чтоб заглушить внутреннюю боль».

Потом — «провалы в памяти…» По-видимому — возвращение домой по ночным улицам.

Кажется — разговор с каким-то прохожим:

Некто у фонаря: — «Р-р-разрешите сп-пичку! А п-почему вы-хе-хе! — без пальто?  Вот оригинал!..»

Утро. Пробуждение. Холодный пот:

— «А где моё пальто с казенными деньгами?..»

Инж. Татаров пытался, как он уверяет; покрыть недостачу из жалованья — попытка далеко не безнадежная при 300-рублевой спецставке.

Но потом передумал: лучше веронал — как жить с «расхлябанной волей?!.» — и он растратил еще около 300 руб.
 

3. На земле

И вот инж. Татаров — перед Нарсудом…

Как потускнели краски этой спецтрагедии, как измельчала «смелая игра», как раскис вероналовый пафос этого почти-Прометея, «скованного мелочами» «восставшего против природы» и «лямки».

— «Ну, хорошо — тысячу с лишним рублей у вас украли. А остальное? Сколько-же вы тратили в месяц»

Считают-считают, — высчитать не могут...

— «Уходило много на жизнь... Я каждый день пил портвейн...»

Все «мелочи?..» Мелочи, которые «сковывали»?..

Но, ведь, портвейном — даже лечебным — разве излечишь «расхлябанную волю»?!. Портвейн — это так, просто так. Это-то, что говорят все. Только другие называют это сорокоградусной, пивом, самогонкой — ну, а в данном случае это— портвейн. Высшего качества. Четырехрублевый.

Инж. Татаров понимает это. И вот — последняя, короткая и покорная правда, сказанная без всякого пафоса, с большой — на этот раз искренней — болью:

«Признаю!..»

И вдруг — еще черта, черточка, штришок, едва уловимый, но такой жалкий — жалкий:

— «Признаю... только не 1773 рубля, а 1760 рублей... 13 руб. 06 коп. — это мои трамвайные расходы, Решив умереть, я в целях экономии не покупал себе на январь трамвайной карточки — пришлось брать каждый раз билет...»

.... Сознательность блестяще-образованного человека. Прекрасное материальное положение, ответственная должность. Личные приходы, поставленные выше большого общественного дела. Какой тяжелый, какой отягчающий груз обстоятельств!..

Оттого так непоправимо-жестока авария.

И так понятен приговор:

— «Инж. Татарова лишить свободы сроком на 2,5 года, с поражением в правах на 1,5 года».

***

А. Ледницкий.  Публикуется по журналу «Суд идёт», № 11 за 1926 год.

Из собрания МИРА коллекция