«Горные слёзы». Валентин Воронин
Я растворил окно и поднял к левому глазу подзорную трубу. Первое колено послушно повернулось в пальцах, рассеивая туман неустановившегося фокуса…
Я отнял длинное хитроумное приспособление от глаз и посмотрел вниз. По улице, освещенной яркими лучами солнца, проходили люди, одетые по-весеннему. Пышные мимозы цвели желтым цветом по углам кварталов. Лавры, глянцевые, неподвижные, словно отлитые из темно-зеленого металла, обрамляли тротуары, чередуясь с пальмами. Вся субтропическая природа замерла в выжидательной позе: будут еще холода или нет?..
— Брось лирику разводить! Чего уставился!
Я вздрогнул от неожиданности. Мое шестнадцатикратное увеличение чуть-чуть не шлепнулось на асфальтовый тротуар с высоты трех этажей. Выругав Антона, я снова поднес к глазу подзорную трубу и посмотрел на вершину самой крайней горы, известной под названием «Мтирала»…
— Скажи, Антоша, почему эту гору зовут Мтирала?
— Вполне понятно. Местные люди рассказывают…
Я насторожился.
— …следующую легенду. Кто-то кого-то любил. Что-то мешало. Один умер, другой загородил проход кому-то, то-есть превратился в гору и…
— Ну?..
— Ну и ну!.. Не перебивай… Теперь гора оплакивает умершего…
Я равнодушно закурил, — ничего интересного…
— Но… меня удивляет, что люди собственными глазами видели слезы…
Я спокойно оборвал:
— Чепуха!
Антон окрысился:
— Чепуха на окне cидит!
Он никогда не лгал и передавал слова только тех людей, которые говорили правду.
— Не сердись, — сказал я. — Закури папироску.
Я сделал умильное лицо:
— Пойдем на эту гору, Антоша?
— Хорошо. Подождем до весны.
Таково начало этой истории, в которой мы нашли огромные слезы, но потеряли спокойствие и аппетит.
* * *
Весна еще держится последними аккордами стихающих ручьев, шелестом нежно-зеленых листьев, блеском помолодевшего солнца. Как орел, парит солнце высоко в небе. Словно в бане, душно от горячих испарений перегретой земли.
Не доходя до Орто-Батума, мы свернули влево. Дорога началась аховая.
— Ай, ай! — покрикивал Антон, обсасывая пораненные пальцы.
Я благоразумно обходил колючие лианы и ежевику.
Антон выругался:
— Я тебе говорю, пробирка ты несчастная, забирай влево!
Он ринулся в гущу чего-то зеленого и колючего. Я с отчаянием пополз за ним, отбиваясь от длинных шипов, энергично впивавшихся в тело. Через пятнадцать минут я ободранной кошкой выполз в просвет. Антон стоял перед отвесной стеной и смотрел не совсем приветливо.
— Мы не туда попали, — догадался я.
Антон махнул рукой:
— Тащись куда хочешь… Я больше не проводник.
Мне пришлось изыскивать окольные пути. Через три часа мы, поеживаясь от холода, почувствовали себя на высоте тысячи метров. Солнце словно под молотом кузнеца разбросало лучи, прячась за горы. Приближалась ночь. В сумерках мы набросали сучья для костра. Впереди — отвесная стена. По обрыву спускались папоротниковые заросли.
— Не совсем удобное место. Змеи нападут…
Антон устало мотнул головой. Через десять минут дым костра столбом поднялся к небу. Тусклое пламя облизывало сырые сучья, углубляя темноту ночи. Сквозь сон я слышал вой шакалов у Орто-Батума. Возле костра шуршали листья.
«Змеи из папоротниковых зарослей» — решил я.
На мое счастье, лень было повернуться. (Змеи ленивых не трогают.) Мы спали, и змеи — с нами…
Я протер глаза. Посеревшее небо, непроснувшееся, неумытое солнцем, выпутывалось из ночной свалки с седыми космами тумана. Дрожа от холода, я толкнул приятеля.
— Вечно будят, дьяволы! — пожаловался Антон. — Спать хочу…
После энергичной встряски он сел, вздохнул и признался:
— На душе словно осенний дождик лужи наморосил… Тоска… Согрей-ка чаю.
Я положил сучья на пепел костра и разжег. Сунул в огонь алюминиевую флягу. Присев рядом, я почувствовал тоскливое напряжение. Через пять минут Антон вскочил:
— Ничего не понимаю!..
Тоска увеличивалась с рассветом. Что-то угнетало нас… Вокруг — дикая местность. Косматый туман, отрываясь, пропадал в голубеющем небе. Звезды гасли, как водой залитые угли костра. Где-то поблизости точно капала вода. Антон накинул веревочную петлю на флягу, потянул ее из костра и…
— Осел!..
— Ну?..
— Ну и ну!.. Ты вчера всю воду выпил!..
Я смущенно посмотрел на приятеля, на раскаленную пустую флягу:
— Ничего… Где-нибудь найдем воду.
— Где-нибудь и слона найдешь. Я пить хочу.
Антон со своей флягой пошел к каменной стене. Я направился в сторону, путаясь в зарослях папоротника.
Резкий крик:
— Сюда-а!..
Я бросился к стене, спотыкаясь, падая.
— Что случилось?
Антон спокойно сидит на расстоянии десяти метров от стены. Я сунулся вперед и полетел вниз, но тут же зацепился за руки приятеля.
— Куда-а? — заорал побелевший от испуга Антон. — Посмотри вниз…
Дрожь пробежала по телу, когда я увидел темную впадину. Стена уходила глубоко вниз. Пропасть была под моими ногами. Оттуда поднимался сырой тяжелый воздух. До стены было десять метров. Зияющая расщелина была искусно замаскирована длинной травой и камнями. Несмотря на полный рассвет, я едва не ошибся последний раз в жизни…
— Пора нам изображать горных козлов, — заявил Антон. — Собирайся в путь. До вершины горы еще далеко…
Пока мы складывались у костра, солнце сверкнуло лучами.
— Я понял, почему так паршиво на душе было, — сказал Антон. — Во-первых, ощущение близкой пустоты; во-вторых, монотонный звук падающей со стены воды…
Мы прошли мимо стены. Теперь, при полном свете утра, я рассмотрел клинообразную пустоту пропасти. Перевел взгляд выше:
— Антон!.. Смотри сюда…
Антон не торопясь поднял голову… Мы застыли, как ученики студии перед картиной мастера… На серой базальтовой стене четко выступали огромные синеватые капли. Они медленно стекали вниз. Капли были овальные, длиною сантиметров в двадцать. Гигантские живые бриллианты!
Впоследствии Антон уверял, что капли были величиной с винную четверть. Я не согласен с этим. Все, что происходило в то утро, отчетливо врезалось в мою память. На выступах стены капли срывались в пропасть, сверкая радугой, и ударялись с тоскливым звуком о камни.
— Гора плачет, — пробормотал Антон.
— Плачет…
Солнце унеслось в высь, разбросало лучи щедрыми пригоршнями и на горы, и в долины, и в леса. Стена заблестела, капли потеряли ясность. Теперь я различил на стене голубоватые осклизлые комки. Это были слизняки. Они покрывались стекавшими от сырости каплями хрустально-чистой воды и вместе с ними стекали вниз, в пропасть. Оттуда поднимались новые животные. Сочетание солнечных лучей, радужной окраски моллюсков и воды рождало бриллианты.
Была ли это игра моллюсков? — вот первый вопрос, поставленный мною на обсуждение во время завтрака.
— Ерунда! — ответил Антон. — Они просто выползают греться на солнце…
Я попытался логично установить истину:
— По общему виду они относятся к слизнякам, а именно — к Arionus. По величине — в пять раз больше. Я хорошо знаю, что Arionus, то-есть голый слизень, любит сырые места и питается дождевыми червями и травой. Но я никогда не слыхал о слизнях длиной в двадцать сантиметров, изображающих горные слезы…
Антон равнодушно уплетал консервы.
— Антоша! — сказал я, изменяя интонацию. — Антоша, ты их нашел первый. Я предлагаю назвать вновь открытую разновидность Arionus Antonus.
— А дальше что? — спросил польщенный Антон.
— А дальше нам необходимо достать хотя бы одного моллюска, иначе ты не увековечишь себя в науке.
Антон бросил в костер опустевшую банку из-под мясных консервов. Мы подошли к стене…
Если бы Колумб открыл Америку во сне, а, проснувшись, увидал пустынное море и бунт команды, он был бы похож на нас. Я полчаса напрягал зрение, стараясь разглядеть моллюсков. Ничего… голая стена!..
— Теперь я понял, — сказал Антон после яростного пробега вдоль стены. — Эти идиоты появляются только во время рассвета.
— Почему?
Приятель указал на солнце. Теперь все ясно. Полуденное светило так раскалило скалы, что даже кожа бегемота ощутила бы жар. Беспомощные голые моллюски прячутся теперь где-то в пропасти. Я перегнулся через край скалы. Внизу стена изрыта буграми. Это мох…
— Слизняковая столица, — пробурчал Антон. — Теперь все в порядке. Я отсюда не уйду…
Перед вечером он подозрительно прищурил левый глаз:
— Как ты назвал этих животных?
— Arionus Antonus.
— Смотри не забудь.
Антон спустился в лес. Вернулся с четырьмя длинными прутами. Крепко связал их концы. Испробовал длину: достает до стены.
Ночь я провел плохо. Поминутно будил Антона, указывая на млечный путь: не рассветает ли?.. Проснулся я от резкого холода. Туман застиг врасплох ясное небо. Оно сплошь было покрыто тучами. Светло. Накрапывает мелкий дождик. Антон спит.
Я подошел к стене. Вода стекает тонким непрерывным потоком. Слизняков нет. Голый базальт… Антон прибежал взъерошенный, с шестом в руках. На конце привязан маленький сачок…
— Антоша! — сказал я, дрожа как в лихорадке. — Слизняки в своей столице…
Проклятья приятеля способны были бы убить лошадь, но стена оставалась стеной. Моллюски не появлялись. Антон беспомощно взглянул на небо. Я сочувственно кивнул головой. Даже самый захудалый натуралист определил бы, что тучи не расстанутся с небом всю неделю. Мы молча вернулись к костру с тем, чтобы двинуться в обратный путь.
Спустя месяц мы искали на ясном рассвете прежнее место. Не нашли. Измученные, разбитые, пробирались от скалы к скале. Лабиринт тропинок. Одна стена похожа на другую, как заяц на зайца…
Так и не удалось нам добыть экземпляр неизвестной науке разновидности слизняка. Вскоре я уехал далеко на север. Что это были за гиганты моллюски, обманывающие население, заставляя сочинять легенды?.. Я потерял спокойствие и аппетит, но… когда-нибудь я добуду эти «горные слезы»…
***
Валентин Воронин. Рисунок: В. Щеглов. Публикуется по журналу «Всемирный следопыт», № 2 за 1929 год.
Из собрания МИРА коллекция
