«Семиреченский тигр». Сергей Марков

Айтулла, секретарь одного из аульных советов Семиречья, возил за пазухой таинственную медную печать, величиной в блюдечко, боялся проезжих проверочных комиссий и стриг, как европеец, короткую жесткую бороду.

— Кто такой Айтулла? — спрашивали друг друга туземцы.

— Это — помесь шакала с чересседельником. Он труслив как шакал и гибок как ремень. Начальники из Алма-Ата напрасно дали ему высокое звание. О, этот хитрый конокрад, — сын собаки и племянник тарантула! — так говорили о нем все пятнадцать подвластных Айтулле аулов.

Айтулла пил кумыс и охотился с соколом на руке за степной птицей. На охоте Айтулла и свел знакомство с бывшим солдатом стрелкового полка Афоней Чарочкиным. Афоня был охотником, великим убийцей тигров.

— У меня кровожадный талант, — говорил Афоня. От меня ни один тигр не уйдет. Я его между глаз бью и фамилии не спрашиваю.

Айтулла сочувственно подмигивал Афоне. Дружба их была крепка.

Великий убийца тигров жил в соседнем ауле. Стены его черной юрты были увешаны яркими шкурами диких зверей.

Как-то прославленный Айтулла сидел в юрте кочевого совета и мучительно думал, как заполнить присланную из города анкету.

Наконец в графе о происхождении он поставил: «сын врача», а в другой, где спрашивалось об участии в революции, — «давал подводы войскам»...

Айтулха знал, что его папашей был не врач, а старый ревматик и пройдоха колдун Токтобай, лечивший туземцев настойкой из диких трав и змеиных шкур. Ответ насчет подачи подвод был относительно верен с той лишь поправкой, что Айтулла отдавал коней доморощенным синим гусарам местного головореза Акима Мамочкина.

И вот в момент заполнения бумаги, когда еще не просохли синие крючки арабского письма, в юрту совета вошли тридцать спешенных всадников из соседних аулов.

— Высокий секретарь, — кричали, бледнея, наездники, — Рыжий Старик опять задрал корову у Короткого Ручья... Рыжего Старика надо убить, а его усы сжечь на семи огнях.. Великий Айтулла, помоги нам!

— Тише, джигиты, — сказал Айтулла, поднимая синюю от чернил ладонь. — Моя волость в два раза больше дальней страны Бельгии! Если все жители моей страны будут так кричать, то на другом конце земли нашего совета все оглохнут, старики умрут от испуга, а беременные жены дадут потомство раньше, чем нужно! Пусть говорит один самый старый... В чем дело?

Старый джигит рассказал, задыхаясь от гнева, что Рыжий Старик, самый большой во всем округе тигр, опять вылез из озерных тростников и, зарезав десять коров, удалился в укромные места, благодетельно действующие на его царственное пищеварение.

— Я сам слышал, как Старик чихал в зарослях. Он шумел, как ураган, — говорил старый джигит.

— Так‚ — промолвил величественно Айтулла. — Рыжий Старик будет убит, даю вам слово совета. Погодите, бездельники долин, — крикнул обрадованно секретарь, — тигр будет взят даже живым! Достаньте мне только русского стрелка Афоню!

Афоня Чарочкин немедленно приехал на зов Айтуллы. Под владыкой тигров храпел увешанный пеной белый жеребец, к сафьянному седлу были привязаны два штуцера и черный волосяной аркан.

— Честь имею явиться, —сказал Афоня, — что угодно?

Айтулла приказал немедленно Чарочкину достать тигра.

— Что же, это можно, — застенчиво ответил Афоня. Только придется вам, вашбродь, разориться на четверть с белой головкой... Я самогона не обожаю, в моем деле он очень пронзителен. А Дедушку я поймаю, я к своей специальности привык. Я после германской тиграми стал заниматься...

Афоня Чарочкин выпил четверть прозрачной, как слеза верблюда, водки, взял в помощь себе двадцать добровольцев и уехал ловить тигра.

— Привези его мне, Афоня, — сказал солдату на прощанье Айтулла... Про тебя, стрелок, напишут все газеты!

Между прочим, Афоня при отъезде взял со своего отряда слово, что добровольцы не станут никому рассказывать о том, как был пойман тигр.

Я десять лет секрет открывал, — ворчал Афоня, — посмертный мой секрет будет, как помирать буду — только тогда расскажу.

Через сорок восемь часов Рыжий Старик был пойман.

Афоня привез его в клетке к юрте совета. Тигр гремел прутьями клетки и ревел, как буря в Тургае. Глаза его светились желтыми кострами, а когти казались сделанными из темного железа.

Теперь мы откроем секрет, почему Айтулла придумал все это. Он захватил тигра живьем для того, чтобы поднести его в подарок уездному съезду кочевых советов.

Этим секретарь Айтулла хотел создать себе немеркнущую славу и покрыть ею всю незадачливость анкетных ответов.

Афоня Чарочкин пришел сам сторожить клетку Рыжего Старика. Охотник укутал клетку толстой черной кошмой, для того чтобы зверь смирился, привыкнув к темноте. Сам Афоня сидел возле клетки с ружьем в руке, временами постреливая в воздух. Этим он давал тигру понять свое могущество...

Айтулла подходил к клетке на цыпочках, прислушиваясь к жаркому дыханию пленника.

Ночью Айтулла видел страшный сон — тигр ушел из клетки, заскочил в юрту и стал обнюхивать ложе великого секретаря. При этом тигр ревел на казахском:

— Я съем тебя, Айтулла, сын колдуна Токтобая!

Айтулла вскочил и зажег сальный светильник. Перед ним стояла худая и серая чесоточная кошка. Секретарь ударил кошку сапогом и выбежал из юрты. В небе качалась голубая луна, стояла тишина — такая, что казалось, будто мир был укутан в синюю вату. Афоня Чарочкин сидел у клетки и тихо пел:

Выходила Маня
На гору крутую,
Выносила Маня
Чару зо-ло-тую!

Вот гусары едут,
Вороного коня ведут…
Ты не плачь, Маня-я,
Выбирай другого...

— Что прикажете, — спросил Афоня, — и, дожидаясь ответа Айтуллы, допел:

Выбирать я буду,
Но любить не буду,
За своего Ваню
Повек не забуду...

— Рыжий Старик здесь? — указал дрожащим пальцем на клетку Айтулла.

— А куда ему деваться, — с чувством произнес Чарочкин. Я ему в мясо анаши закатил — пущай не ревет, спит. А вот он уж, как проснется, да ему кровь в печенки бросится — он и забазлает... Вы не беспокойтесь, я ихнюю автогеографию знаю, водиться с тиграми могу.

Утром Афоня дал тигру, как он сказал Айтулле, еще мяса с анашей и уехал домой.

Между тем Айтулла совершил свой великий поход. Он приехал к дому Съезда на высоком верблюде, вслед за верблюдом следовала повозка, запряженная двумя парами черных волов.

Клетка по-прежнему была плотно укутана кошмой, и Рыжий Старик молчал.

Клетку внесли на сцену, туда, где сидел президиум в пестрых халатах.

Председатель, выпив воды, сказал, что сейчас трудовое население Ак-Топракской волости поднесет съезду тигра, три года безнаказанно разорявшего хозяйства бедняков скотоводов.

Вслед за этим к клетке осторожно подошел Айтулла. Великий секретарь предупредил съезд, что, Рыжий Старик может зареветь, увидев толпу, когда кровь бросится ему в печенки.

Публика замерла, ожидая грозного рева, но тигр молчал и не показывался, хотя Айтулла приподнял уже половину кошмы.

— Он сидит в углу, — сказал Айтулла и, расхрабрившись, ткнул в угол клетки ручкой своей щегольской нагайки...

Тут из глубины клетки вырвался слабый жалобный звук, совсем не похожий на голос царя тростников...

Побледневший председатель сам подскочил к клетке и сдернул кошму. Зал загремел нестерпимым хохотом, а председатель произнес короткую русскую фразу, в которой упоминались чьи-то печенки...

Поперек клетки лежало длинное тяжелое бревно, на котором сидела простая серая чесоточная кошка Айтуллы. Она жалобно мурлыкала и обнюхивала дно клетки.

— Это что? Кто растратил тигра? — мог только выговорить председатель.

— Кошка, — пролепетал великий секретарь. Он ничего не понимал. У него меркло сознание, и он, шатаясь, хватался руками за стол президиума.

Все объяснил Афоня Чарочкин. Он ворвался в зал, потрясая заряженным штуцером и пытаясь выстрелить вверх. Ему пришлось дать слово.

— Граждане и товарищи комиссары, — орал Афоня, великий убийца тигров... — Секретарь Айтулла велел мне Дедушку поймать, а от меня утаил, что для съезда. Я со злого сердца выпустил тигра ночью, проследил и после бесповоротно лишил жизни.

Я между глаз всегда бью... Поглядите на него — какой он артист — чужими руками жар хотел загребать.

Афоню выводили из зала... Кошка мяукала. Айтулла от гнева выронил из-за пазухи медную печать и так ее и не поднял...

Вот и вся история о плене и гибели Рыжего Старика.

Вы спрашиваете о кошке?

Она, конечно, случайно в ту знаменитую ночь забрела в опустевшую клетку и была увезена в подарок съезду вместо тигра.

А бревно? Бревно положил в клетку для тяжести Афоня Чарочкин.

Что было дальше? Право не знаю! Мало ли что не случается в Семиречье!

***
Сергей Марков. Рисунки: Михаил Храпковский. Публикуется по журналу «30 дней», № 8 за 1929 год.

Из собрания МИРА коллекция