«Сонная история». А. Пучков

Ежели, граждане дорогие, случаем поинтересуетесь вы административной картой Союза Советского, то город наш Скукогонов обозначен на ней одним черным кружочком с точкой посредине. Ни больших рек, ни железных дорог возле него на карте не имеется, а разлилась вокруг на сотни верст желтая либо зеленая краска.

Еще при царе подумали было подвести к городу железную дорогу, да выборная комиссия (как было сказано в протоколе)—«никаких особых достопримечательностей и полезных источников» в Скукогонове не нашла.

Так и промахнула железная дорога в тридцати пяти верстах от Скукогонова, перерезав высокой насыпью огромные, заросшие осокой и ольшаником болота и перепрыгнув новым мостиком старую, как растоптанный сапог, скукогоновскуто гать.

Ну, живем мы, что говорить, тихо, можно сказать не живем, а квакаем.

Раньше оно, как бы, народу у нас больше было, торговлишка кое-какая велась. Да в войну порастрепалось все и народ какой на фронтах затерялся, а либо в новые места убег.

И остался у нас вместо народа вроде как, извиняюсь, — козий орех — вместе его никак не смажешь — скачет все в разные стороны... Кто коз развел, коровенку отдаивает, кто свиньям ухи чешет, а кто огородиком, садишком промышляет, либо ружьишком балуется, потому птицы у нас вокруг Скукогонова — несметное множество — сплошь болота.

Сам я, извиняюсь, по сапожному ремеслу больше. Жены у меня нет, детей не нарастил, ну, а на хлебушко — набиваю. Вот только с товаром плохо: редко его к нам завозят, а завезут такой — пошел в дождь и размок, — газетка, а не товар. Заказчики, понятно, обижаются, а что поделаешь — нет товара, ну, и берешь с них подешевле, а только не помогает — обижаются...

Намедни встретил меня у кладбища председатель, Иван Ермолаич, и выругал:

— Что ж ты, говорит, — Порфирий, считал я тебя за честного пролетария, а ты заместо подметок дерьмо на сапоги ставишь: раз в уезд съездил — и отвалились. Ты бы, говорит, — не спал, а работал бы лучше...

Обругал меня Иван Ермолаич за плохую подметку. А чем я виноват? Ведь ежели настоящий спиртовой товар под яловый сапог поставить, ходи тогда хоть сотни верст, лазий по всем болотам — и все нога будет сухой, как на печке.

А то вот шевро взять: сапог из него мягкий, как пуховый чулок, на ноге не чувствуется. А либо лак французский, щегольской, зеркальный. Эх, разбередил ты мою душу, Иван Ермолаич, до чего ж на свете товар есть хороший. А насчет снов правильно заметил. Спим мы много. Оно, как сказать, сон — он вроде как водка. Скучней живешь — больше спишь.

Со снами у нас в Скукогонове даже история была. Работает у нас в Скукогонове по образовательной части Константин Петрович Благодухов.

Ну, как мужчина, он видимости неважной. Будто сунули в суконные штаны рашпиль, обули в хромовые полумерки, нахлобучили смятую шляпчонку, а из-под шляпчонки высунули горстку щетины и поверх наляпали на красный нос наши мастеровые очки в медной оправе. Так вот, значит, и объявил как-то Константин Петрович:

— Приходите все, мол, в Дом Крестьянина, будем просвещать вас насчет снов...

Ну, народ наш, хоть и тихий, но дубовый, из домов его нипочем не вытащишь, особенно вечерами, а тут каждому насчет снов любопытно, сны у нас, что глядеть, что рассказывать, страсть как любят. Народу поднаперло в Дом Крестьянина столько, что пришлось окна раскрывать, потому дышать муторно...

Вышел на подмостки Константин Петрович, в колокольчик позвонил, водички выпил, очки платочком протер.

— Граждане, — говорит, — больно спите вы много и время свое непродуктивно во снах тратите и отстаете вы от эпохи...

Ну, насчет сна все согласились, — как с правдой не согласиться, коль с курами в кровать закатываемся.

А Константин Петрович водички выпил и опять:

— Так и так, — мол, — должны, говорит, вы свой сон организовать по ученой линии. Спать надо вам по восьми часов и никак не больше, а сны должны видеть полезные... А чтобы, — говорит, — знать мне, что вы во снах видите, я вам анкетки раздам; как увидите сон, так тут же его в анкетку и запишите...

Роздал нам Константин Петрович листочки, поговорил еще часочка два, все больше о звездах, подремали мы и разошлись.

Принес я листок домой, спать лег и, скажи пожалуйста, ничегошеньки во снах не видал.

Всегда чего-нибудь да причудится, а тут хоть режь—ни-и-чего.

Вскочил перед утром, вздул ночник, да давай товарищу Сафонову с почты голенище притачивать. А сам думаю:

«Ну, что в листок писать?»

Днем забежал к соседу, Яков Иванычу, охотник он у нас первеющий, до десятка кобелей во дворе держит.

Кричу ему от калитки:

— Ну, — мол, — Яков Иваныч, как у тебя насчет снов?

— Плохо, — говорит, — Порфиша, всю ночь не спал, щенок, сукин сын, не дал.

Пошел я от Якова Иваныча, так и не заполнил своего листка...

Через неделю собрал нас Константин Петрович.

— Ну, граждане, — спрашивает, — заполнили анкетки?

— Заполнили, — говорим.

Стал он читать, а там такие сны, хоть удавку на себя накидывай: кто с женой подрался, у кого свинья подохла, козы яблони ободрали, а кто видел дом новый строить, начал, а стропила обрушились. Прочитал десятка три листков Константин Петрович, и, видать, скучно ему стало. Похлебал водички и говорит:

— Обыватели вы, окончательно во снах разложившиеся...

Ну, конечно, мы молчим...

А маляр Сидорка вылез вперед да кричит:

— А как же иначе, — кричит, — Константин Петрович, в кроватях завсегда все раскладаются. Чай, и сам ты, сидя, али там стоя, не спишь, а как в кровать — так подошвами в спинку...

Ну, ничего тут антересного у нае не получилось.

Побегал Константин Петрович вокруг стола, позвонил в колокольчик и грустно так говорит:

— Буду, — говорит, — каждый день лекции вам читать, —может, поумнеете... Приходите к семи часам.

Ну, ходили. Оно, как сказать, занятно, скажем, сколько до луны верст и какие вверху звезды крутятся, али; во сколько годов от Скукогонова до планеты Марс доехать можно.

Константин Петрович все боле насчет звезд нас обучал. Выгонит на улицу, трубу на тонких ногах поставит и велит всем под очередь на луну смотреть.

Смотрели... Пятна там всякие... Да ведь, как сказать, луна-то, она в-о-он где, разве до нее допрыгнешь... Нам бы хоть до Болтухова доползти — гать-то совсем расползлась. Как весна, али осень, хоть плачь—без хлеба и товару сидим: никакого подвозу.

Заскучали мы с Константином Петровичем и ходить на лекции помаленьку бросили, и хоть опрашивал он нас еще насчет снов, но Марса, али там звезд, никто во нах не видал, все больше козы да огороды снились.

Побился с нами Константин Петрович и перестал звезды показывать. По совести сказать, мы и рады: больно вечерами у нас в Скукогонове ходить тяжело — грязь большая и спать охота. Так и успокоились по своим хатенкам.

Ну, конечно, живем мы еще в хатенках и уставшие посля работы по досчечкам через грязь прыгаем. Мостовых в Скукогонове у нас еще нет.

Но на площади, за рядами, новый дом начали в пять этажей из нашего кирпича: клуб там будет, Совет и ясли ребячьи. Дерьмо из рядских подвалов тоже повытаскали. Теперь чистенько.

Ежели, когда мимо ехать будете, заезжайте, дорога теперь у нас гладкая, а хорошему человеку мы завсегда рады.

***

А. Пучков. Рисунки: Константин Ротов. Публикуется по журналу «30 дней», № 5 за 1930 год.

Из собрания МИРА коллекция