«Собрание рабочей молодёжи». Сергей Д.

1.

...Что и говорить — мало порядку на собраниях рабочей молодежи.

— Товарищи, ти-ише-е! — надрывается «всеми уважаемый» секретарь ячейки.

Но не тут-то было: не так легко тишины добиться. Каждый свое мнение вслух высказывает, каждый еще до собрания «все вопросы сразу» обсуждает.

— Прошу избрать председателя собрания, — снова тот же хрипнущий голос.

И многоголосно раздается один ответ:

— Валяй, председательствуй!

— Тебя избираем!

«Всеми уважаемый» не унимается:

— Ставлю на голосование...

— Без голосования — валяй!

— Не ломай комедь, знаешь, больше некому. Нечего голосовать!

 — Ну... тогда изберите секретаря...

Но, и секретарь есть всегдашний. Окромя Фадеева больше некому быть секретарем.

Он уже и приготовился.

А порядку все нет. И так, и этак урезонивает председатель, нет, не молчат. Шуму пуще прежнего.

— Повестка дня сегодняшнего...

— Не надо никакой повестки! Пусть только один доклад представителя...

Крики усиливаются. Председателю не дают говорить. Слова его заглушаются множеством выкриков, переходящих в продолжительный гул.

— Слово для доклада «о текущем моменте»...

— Не надо! Не надо!

— Не надо момента!

Пусть наш представитель докладует...

Посреди немолчного шума на стол взбирается парень в рваной кацавейке, с мокрыми, слипнувшимися на лбу волосами и закоптелым носом.

Размахивая руками он успокаивает ребят.

— Слово к порядку!

— Робя, замолчи!

Его слушают. Стукнув ногой по столу, он кивает головой в сторону «текущего момента» и говорит, словно строгает сталь.

— Робя, нам нельзя без «текущего момента».  Надо послушать. Какие же мы после этого сознательные подростки, когда докладчик тут, а мы его не хотим слушать... Это не того, робя, не годится. А кроме того, нельзя же, такой важный момент, а вы не того... Послушаем, робя, ась?

Убедил. На текущий момент определили десять минут.

— Потому все это нам известно из газет, а зря нечего языком трепать...

«Текущий момент», присланный из губполитпросвета, очень молодой и очень худой человек в огромных очках, начал довольно решительно:

— Товарищи! Как вам известно, неудачи всех европейских конференций, от Генуэзской и Гааги и до Лозаннской, поставили в весьма затруднительное положение Антанту. К тому же ситуация запуталась репарационным вопросом, который стал на первый план и отодвинул назад дарданелльскую проблему...

Собрание стало нервничать. «Буза», — сказал кто-то уныло.

Докладчик стал охладевать и сокращаться.

— Итак, французский финансовый капитал и железоделательные тузы накинули петлю на шею, германскому пролетариату...

Доклад окончен. Сбор в пользу рурских безработных отложен был до получки.

Слово дано было представителю рабочей молодежи в завкоме.

Ребята загуторили:

— Наконец-то!

В самом деле, долго ждать пришлось ребятам: четыре месяца сидит их представитель в завкоме и ни разу не отчитывался перед молодежью. Какой же это представитель молодежи, который не дает отчета о своей работе?

Не довольны были ребята своим представителем.

 — Как стал представителем, нос стал задирать... В школу перестал ходить... С подростками уж и не заговаривает:

Я, дескать, занимаю «пост» …

Недовольны были ребята. Поэтому и призвали его к ответу.

— Ты нам все расскажи по порядку, что в завкоме делал четыре месяца?

А представитель, бледный и раздраженный, свысока смотрит на своих избирателей.

— Я вам по порядку рассказывать не стану, потому это... непорядок, — Стоголосое негодование было ему в ответ.

Председатель отчаянно стучит кулаком по столу.

— Товарищи, дайте говорить!

Но собрание гневно гудит:

— Долой такого представителя!

— Мы требуем, должен рассказывать!

Представитель машет рукой, очевидно, соглашаясь на уступки. Собрание утихает.

Наконец раздается сначала тихий, надтреснутый, затем решительный и грозный голос.

— Товарищи! Вы меня избрали в завком... Да! Это для меня честь. И я всегда понимал это и защищал ваши интересы.

Голос подростка:

— Не тяни! Говори дело!

— Я и говорю дело...

Голос представителя повышается.

— Я всегда защищал ваши интересы. Потому я сам рабочий и понимаю, что нужно вам, что полагается нам всем. Да! Товарищи! Я всегда стоял за рабочую молодежь. — Здесь глаза представителя сверкнули, как две яркие звезды, и метнули в собрание лучи негодования.

— Кто смеет после этого говорить, что я не стоял за рабочую молодежь? Я сам рабочий, мой отец — рабочий, моя мать — рабочая... И я кровно связан с рабочей молодежью!
 

2.

— Для меня поэтому страшная обида, что вы мне не доверяете...

Из глубины собрания вырывается негодующий голос:

— Не об этом говоришь. Не надо «зубы». Говори, что ты сделал для нас в завкоме?

— Скажу, скажу, товарищи! Все скажу! Ибо очень мне обидно, что вы мне не доверяете... Мне больно, что вы меня не понимаете... Я свои обязанности знаю и выполняю их по мере сил и возможности...

Изогнувшись и ударив кулаком по столу, он уже не говорил, а рычал, стараясь заглушить ропот подростков:

— Товарищи! Вникните в положение дела. Понимаете ли вы, в чем суть дела? Когда пришла Советская власть, она сказала рабочим: я ваша мать и вас выведу на свободу. И устроили завком. Капиталисты дрогнули и отступили. Тогда вы сказали мне: «Рожицын, будь нашим представителем в завкоме». Я пошел и защищал ваши права и Советскую власть. А вы вот недовольны все...

От страшного крика собрания дрогнули стены столовой.

— Мы Советской властью довольны, а тобой недовольны!

Не мог больше успокоить собрание председатель.

Стало похоже собрание на новгородское вече,

Вдруг взобрался на стол молотобоец Скворцов и отрывисто-звонко, словно ударяя молотом по наковальне, колотил языком:

— Что же это за безобразия такая... Вишь, куда, бездельник, свернул. Ежели, говорит, вы недовольны мной, стало быть, вы недовольны властью... Хитер, небось! Запугать хочет. Но и мы не лыком шиты. Не надо, братва, «бузы». Ты лучше, Рожицын, отвечай-ка, на, вопросы!

— Правильно! Отвечай!

— Братва! Не кричи все разом. Конякин, вываливай, что на душе..

Конякин, узкогрудый, земнолицый парень, обращаясь к представителю, говорит:

— Вон, смотри, на всех заводах отправили туберкулезных подростков в диспансер. И тебе мы на собрании говорили, чтоб похлопотал об нас... А ты это сделал?

— Я говорил, кому следует, —огрызается представитель.

— Не говорить ты должен, а устроить так, чтобы отправили. На то ты и представитель молодежи!

— Да что я могу сделать, если завком…

— Должен сделать, раз ты представитель! Поменьше бы языком трепал, да побольше дело делал бы, к нам поближе был бы, тогда, небось, сделал бы!

Деловитый Белов режет:

— О разрядах сколько раз толковали: надо повысить, надо повысить. Ты что сделал для этого? Говорил ли хоть раз в завкоме?

Никитин, перебивая, бросает:

— Мастера задерживают на работе, когда в школу пора... Сколько раз говорили об этом! Потом проценты вычитают: а ты и в ус себе не дуешь!

Все сразу хором, каждый о своем:

— Еще билеты в театр... На всех заводах подростки получают наравне с рабочими... А у нас и вовсе не получают...

— Трамвайные талоны для экскурсии... Отчего не хлопочешь? А ежели талонов нет —надо машину достать... Ты что же не выхлопатывал?

— Совсем с нами и водиться перестал. Зазнался!

— И в школу перестал ходить. Как представителем стал, так школу забросил, сразу ученым стал!

Председательствующий Скворцов зарычала

— Братва! Послушаем, что скажет Рожицын.

Представитель, без прежней спеси, пришибленный, словно уличенный в тяжком преступлении, стал каяться.

— Конечно, товарищи, я делал упущения... Но я их исправлю.

Пошли по всей столовой ехидные, колкие насмешки.

— Как к стенке приперли, так и «исправлю», а раньше?

— Думал, молодежь без головы и надувал. А как увидал, что ребята с головами, так и смазывает: «упущения», «исправлю».

«Революционный председатель», видя, что дело затягивается, ставит вопрос ребром:

— Что же, братва, оставим старого или выберем нового представителя? Решайте скорей: в школу пора.

Собрание призадумалось. Наконец, решили пока оставить старого. Урок он получил хороший, даже прослезился, авось, не на словах, а на деле исправится.

Растроганный Рожицын ерошит волосы и бросает собранию.

— Право же, ребята, вы не будете на меня больше в обиде!

Ему же кричит Зыков:

— Ты бы заместо всяких слов пошел бы хлопотать машину, чтоб завтра экскурсию сделать...

— Машину? — радостно подхватывает представитель, — ладно!

Быстро, деловито выбегает он из столовой.

Ребята же, гуторя и шаля, направляются в школу.

И уже когда они бегали по школьному коридору, вбежал торжествующий представитель и громово возгласил:

— Машина будет! Завтра едем в экскурсию!

Радостный гул пронесся по школе.

***

Сергей Д. Публикуется по книге «На производстве. Новый быт рабочей молодёжи», 1925 года.

Из собрания МИРА коллекция