Экзамены
Текст: Сергей Ветлугин
Фото: Аркадий Шайхет
Публикуется по журналу «30 дней», № 8 за 1926 год. МИРА коллекция
***
Сергей Ветлугин в очерке «Экзамены» рисует экзаменационную страду. Свободный прием в вузы, объявленный в текущем году, привлек к испытаниям громадное число экзаменующихся, во много раз превосходящее контингент приема.
***
Будущая вузовка экзаменуется…
На мансарде у пыльных стропил, дымоходов, паучиных владычеств, или в сырых заплесневелых подвалах, где капельная сырость расписала материками сводчатые потолки и стены, где в перламутровых оконцах никогда не бывает солнца — здесь ютился студент-пролетарий.
Лучшей участью его был морковный суп, а когда не было денег даже на талон студенческой столовки — просто хлеб, густо намазанный, ради вкусовой иллюзии, горчицей.
«Рубашечники» в землячествах, на студенческих сходках, внелегальщине, пересыльных тюрьмах и длинных сибирских этапах к Енисею или Лене, с Марксом в груди и с алтыном в кармане, ощупью пытались отыскать пути к социальному протесту.
Старый студент
Нищенствовали, голодали, но не отступали.
Другие же в это время в лайковых перчатках отплясывали на навощенных паркетах дворянских собраний трескучие мазурки, пропивали в светских кабаках царственную Татьяну, делали полицейско-дипломатические карьеры в тетушкиных приемных.
Белоподкладочники «питались» изысканной французской кухней, не по одной этикетке могли отличить «сек» от «деми-сек», носили мундир царского сукна, почти неотличимый от вице-губернаторского, и в распоряжении их была анфилада папенькиных апартаментов.
Социальная революция ураганом выкорчевала межевые столбы. Тяжелые университетские двери были сорваны с ржавых петель. Весенним бурливым потоком в вузы ринулись те, кто больше всего имеет право на науку.
***
Еще не в багрянце кленовый лист, ночами под зарницами еще падают росы, далеко до конца лета, но вузы уже живут кипучей жизнью. Ранней осенью в академически-суровых университетских стенах как-то особенно приветливо и тепло — не то от пенистой энергии, не то от младости, наполняющей путаные угрюмые коридоры своим зеленым шумом.
В душе логарифмы и тревога, — бумажные листы в руках. Как трудно иногда подойти впервые к канцелярскому столу и сказать самое простое, самое обыденное:
— Примите бумаги.
Примите бумаги
Примите бумаги
Мешает волнение. Не трусость, нет. Когда долго чего-нибудь ждешь, то всегда начинаешь за него бояться. Понятно. Почему-то самое трудное сдать в университетскую канцелярию бумаги. Сдал — и мысль у тебя увереннее, и надежда крепче и каждый холодный подоконник стал своим, давно знакомым, как будто ты на нем просидел и проболтал ногами всю свою юность.
Осенней тягой тянется молодежь в московские вузы. Ни один университетский город не знает столько желающих «грызть науку», как Москва.
— Почему?
И вам ответят:
— Лучшая профессура. Станиславский в Камергерском. Большой театр. Бухарин. Культура. Интересные встречи. Книги, книги и книги.
Когда я задал тот же вопрос, на меня поднял недоумевающие глаза будущий студент Стрепетов.
— Если учиться, так только в Москве. Провинция окисляет. Тоска. А здесь настоящая жизнь, настоящие люди.
Там, в Бежецке, в палисаднике перед его домиком в четыре оконца цветет жасмин, и через забор свешивается старая черешня. На углу немощеной улицы, за скворешней, васнецовская церквушка с голубыми редьками вместо куполов.
— В провинции можно только много жрать, а книжки порядочной никакими силами не достанешь. Гладкова из Москвы выписывали.
Лия Бухбанд из Житомира смотрит на Стрепетова и крутит головой.
— Нет, товарищ, я буду работать в провинции.
— Коллега, так то работать, а не учиться. Работать мы все будем в провинции, большинство.
— О, да. Мы с братом Давидом всю жизнь мечтали учиться в Москве.
***
Петров срезался
Конкурс в вузах «зверский».
Нужна отличная — и предметная, и политическая, и социально-экономическая — подготовка. Без нужного багажа университетской аудитории лучше не переступать.
Председатель подкомиссии этнологического факультета и русского языка 1 МГУ тов. Невский В. И. говорил:
— Нынешние испытания в сравнении с прошлым годом дали блестящие результаты.
А немного позже:
— Классической литературы, как общее правило, — студенты не знают.
Да и только ли классической литературы? Большой препоной подчас служит синтаксис, а то и простая орфография.
— Бывают такие: если уж начнет запятые ставить, каждое слово у него вводное. В глазах рябит от знаков препинания.
А в другом сочинении даже в лупу ни одной запятой не разглядишь.
Завтра экзамены
А вот вам верх неграмотности, — в одном из титульных листов читаем:
«ВУЗ МЕТФОК
Анисьи Петровной Сарокиной —
Заявление.....»
Но это уже антикварная редкость.
Можно себе представить, перед какими трудностями стояли вузы в прошлом году.
Да, конкурсные испытания серьезны. Нужны прежде всего грамотные люди. «Зверским» конкурс кажется только тем, у кого слабая уверенность и «ученый багаж»
Чтобы иметь представление о конкурсе, можно взять цифры І МГУ — они будут характерны и для всех вузов. В І МГУ норма 993, подано же было заявлений 3455. На физмате всего 37 мест, желающих же зафиксировано 1529.
***
Каков же социальный состав университетского молодняка?
Подавляющий процент падает на рабочих от станка, детей рабочих и крестьян, — эти приходят сюда из техникумов, из рабфаков, с отличной подготовкой и зрелым политическим оформлением.
Будущая пролетарская культура
Надо отдать справедливость, что техникумы и рабфаки дали гораздо лучшую подготовку в вузы, чем средняя школа.
За рабочими и крестьянами следует трудовая интеллигенция.
Перед экзаменом. Шарж: Г. Гольца
Оценка современных событий, перелом мировоззрений, социально-экономический анализ международных отношений говорят за то, что молодое студенчество идеологически выросло и окрепло.
Подделаться под это нельзя, — нужно чувствовать нутром, а нутро не обманет.
Лучшие ответы на конкурсных испытаниях по социально-экономическим темам давали рабочие.
Понятно, есть между ними такие, которые не теорией, а красногвардейской винтовкой разрешали политические проблемы Октября и за науку платили кровью.
Не вырождаются в наши дни, и архангельские школяры, а растут численностью. Деревня паломничеством потянулась в университет.
Без командировок, без аттестационной комиссии, не имея даже несколько скудных рублей на дорогу.
Вот он — один из многих. От загара кирпичные скулы. Пахнет златогривым черноземом страдной поры. Движения его привыкли к просторам, дальним верстам, на которых уложились свеженаметанные скирды — и потому здесь, в университетских стенах они как-то особенно широки и размашисты. В руках байковое, рыбьим мехом подбитое одеяльце, смена белья, связка книг, вместилище для сырных ватрушек, пахучего сотового меда и хлебные домашние буханки, что положила при прощаньи ласковая материнская рука.
— Учиться?
— Учиться.
— Откуда?
— Из Сенгилея Симбирской.
— Давно из деревни?
— Да, я из деревни и есть. Все каникулы отцу в земле ковыряться помогал. Ха-арошие клевера!
А вот другой. Пешком в Москву из Воронежской губернии отшагал.
Коллективный экзамен
В руках вишневый посох, за спиной солдатский вещевой мешок. Тоже пришел в университет учиться. До книжки жадный. Где-то там у себя, не то на чердаке, не то в чулане, между горшками да макитрами лабораторию себе устроил. Самоучкой.
Во сне бредил химией.
Пришел в университет и заявил:
— Я сделал открытие по химии.
Проверили. Правда.
Один из участников конкурсных испытаний рассказывал:
— Крестьяне особенно напористы в учебе. Ответ топорный, но прямой, как гвоздь. Отвечает, словно избу по углам рубит.
***
В вузы пришел новый студент, а значит и будущий ученый. Новый студент — наша будущая пролетарская культура.
